Озаренные

— Значит, умеет работать, — весело отозвался Шаруда. — И вправду умеет. Сами видели.

— Я, дядя, тоже сумею, если мне и воздух и порожнячок дадут, — язвительно сказал высокий парень. — А то сижу и соображаю, сколько это добычи подымем, если вся наша бригада уголь в карманы заберет?..

— Не дают порожняка?

— Дают... То, что от Косульникова останется. Штрек-то не резиновый. По нему больше семидесяти вагончиков не пропустишь. Факт. А нарезать другой — еще не спланировали.

— Значит, за рекордом погнались, — разочарованно протянул все время молчавший Пастухов. — Не стоило нам бензин жечь...

В глубине штрека загудел электровоз.

— Дождались! — крикнул кто-то из шахтеров. — Порожняк толкают!..

Почти до самого ствола глубокинцы шли молча.

В тот же день они выехали обратно. По пути где-то в столовой дорожников поужинали.

Над степью застыло синее стекло небосвода. Машина летела в ночь, изрешеченную тысячами огней. Огни обсыпали шахты, заводы, депо, поселки. Может, то Млечный Путь переместился с неба на землю и широкой лентой опоясал душную и сухую землю Приазовья?..

— Другие люди появились... — раздумывал вслух Шаруда. — Подумать только — двадцать лет Косуле. Я в девятнадцать в мыслях одно имел: шоб на чоботы заработать. А Косуля новый метод придумал...

— Микола Петрович, вы же сами убедились, что у них это на очковтирательство похоже, — хмуро заметил Пастухов.

— Ты разберись, кто очки втирает. Начальство задумало прославиться, рекорд поставить. За это Косуля не отвечает. А по-новому так куток зарубить не каждый придумает. Верно, Ларя?..

— Куток цепко берут, согласился Бутов. — Выдумка вроде небольшая, а все по-другому стало.

— У нас болезнь есть на рекорды... Ты думаешь, те хлопцы не дадут тридцать-сорок тонн? Дадут! Только для этого нужно штрек двухпутевым сделать... Все ж таки не напрасно съездили! Вы, казаки, чтоб с завтрашнего дня так, как Косульников, начали куток зарубать. Чуете? — предупреждал Шаруда своих забойщиков. — Мы теперь начальнику транспорта дадим работу! Не успеет вагоны подавать.

2

Весенний спортивный сезон в Белополье открывался футбольным матчем. На него приходили все свободные от работы — от мала до велика. Этому двухчасовому зрелищу не могла помешать даже плохая погода.

Первый матч этого сезона обещал быть особенно интересным — харьковская команда дала согласие приехать в Белополье. Билеты раскупили за неделю до матча. Все места вплоть до «птичьих трибун» на тополях, акациях и липах были заполнены. Мальчишки висели гроздьями на деревьях, расцветив их рубашками, как карнавальными фонарями, «высотники» забрались на верхушку терриконника шахты за стадионом.

Многотысячная толпа напряженно гудела. Под высоким солнцем парила разомлевшая земля. Летел липкий пух с цветущих тополей.

Игра сразу же стала напряженной — ни белопольцам, ни харьковчанам не удавалось задерживаться на поле противника. Сыгранная тройка защиты харьковчан срывала атаки белопольцев.

Успехам и неудачам игроков зрители аккомпанировали таким ревом, что грачи срывались с деревьев и кружили над стадионом.

На небольшой трибуне, где собирались служащие треста, горисполкома, тоже возбужденно орали, топали, размахивали фуражками.

Увлеченные игрой соседи Вари Крестовой — свояченицы инженера Божкова — не замечали, что завзятая болельщица, не пропускавшая ни одного матча, была безразлична ко всему происходившему на поле.

— Что с вами сегодня, доктор? — удивился, вдруг взглянув на нее, Черкасов. — Игра-то какая... Красота!

Варя сидела, оцепенев, не реагируя на зрелище, на замечания окружающих. В самом начале игры, осматривая трибуны, она неожиданно увидела Алексея. Радость и растерянность овладели ею.

«Как же это так? — недоумевала Варя. — Алеша— здесь! Откуда он?»

Ей не хотелось, чтобы ее увидел Алексей, вернее — она почему-то боялась этого.

Незадолго до перерыва Варя сошла с трибуны.

— Павел! — окликнула она Божкова, мужа сестры, зайдя с тыла трибуны. — Я пойду домой.

— Что такое с тобой? — встревоженно спросил Божков, наклоняясь через перила...

— Ничего. Голова немного болит. Смотри, чтобы наши не проиграли! — попыталась она шутить.

Варя отошла от трибуны с таким облегчением, будто с нее сняли огромный груз. Она свернула в аллею, ведущую к выходу. «Алексей здесь в командировке, наверное...»

Торопливо, как бы опасаясь, что ее могут задержать, она прошла к воротам и за стадионом вышла на стежку шахтерских огородов. Она ступала механически, не ощущая спекшейся земли, не чувствуя жары. Только спустившись в балку, заглушенную калиной и боярышником, остановилась и оглянулась.

Было прохладно в балке, пахло медоносными цветами. Незримый ручеек перекатывал камешки, в густых зарослях люции, усыпанной догорающими искорками цветения, булькали, перекликаясь, горлинки.

Варя устало опустилась на траву. «Пятнадцать лет. Целая вечность...»