Читаем Озаренные полностью

Варя сидела, не смея оторвать взгляда от стакана. В янтарной влаге она видела свое отражение — тяжелые брови, плотно сжатые губы.

«Если испытания машины, — значит, на несколько недель, месяцев, — встревожилась она. — В Белополье нельзя не встретиться». Ей хотелось расспросить Божкова, какую машину создал Алексей, откуда он приехал, но, зная привычку зятя подтрунивать, она сдержалась.

— Варюха наша что-то сегодня под обвалом, — заметил Божков. — Приболела, что ли?

— Устала. — Она поднялась и, стараясь не смотреть на сестру и зятя, прошла в свою комнату.

Елка уже спала. Ее ножка, загорелая, с шелушащейся кожей, выглядывала из-под одеяла. Девочка во сне с кем-то разговаривала, грозила кому-то: «Ну ты... ты тронь... тронь...»

Варя наклонилась над кроватью, поправляя одеяло. Она прижалась губами к тельцу дочери и заплакала беззвучно. И сама удивилась, вдруг поняв, что не от горечи плачет...

Мир с появлением Алексея в Белополье становился для нее сложнее, но вместе с тем радостней, чем был до этого.

7

Чтобы облегчить вес машины, нужно было стальные лыжи заменить дюралюминиевыми. Алексей как-то показал эскизы новых лыж Звенигоре.

— Что же раздумывать? — выслушав объяснения Алексея, загорелся начальник шахты. — Отлить их, говоришь, просто?.. Давай оформляй чертежи! Закажем!

— В Луганске на паровозостроительном примут заказ?

— Может, еще скажешь — в Ленинград отправлять, — рассмеялся Звенигора. — У треста своя литейная в Белополье — настоящий завод. Скомандует Черкасов — и за неделю сделают. Ты сам к нему сходи. Может, он по-иному и к испытаниям отнесется. Яков Иваныч любит, когда по его разрешению делают... Я плохой дипломат. Нужно было после разговора с Каржавиным прийти и разыграть его, что, мол, обязывают испытывать «Скол», а я не знаю, как поступить. Он бы уж тогда над тобой шефство взял... Тогда бы тут весь трест дневал и ночевал. Все, что нужно, достали бы... Как-то скоростную проходку ствола на одной шахте организовали. Проходчики не растерялись: пригласили Якова Ивановича руководить — шефствовать. Нам не хватало ни взрывчатки, ни сверл, а проходчики все имели... Бери машину, езжай, пока заряд не остыл.

Алексей приехал в трест, когда Яков Иванович собирался обедать. Он стоял в приемной и давал на ходу какое-то распоряжение.

— Вы ко мне? — спросил он Алексея.

— Очевидно, к вам... Я с «Глубокой». Там должны испытывать...

— Товарищ Заярный? Давно хочу с вами познакомиться, — пожимая Алексею руку, Черкасов приказал секретарше: — Вера, позвони домой, скажи, что задержусь... Прошу, заходите. — Он гостеприимно распахнул дверь, выждал, когда в кабинет войдет Алексей.

— Что же так поздно ко мне собрались? — показывая рукой на диван, произнес Черкасов. — Даже в области уже побывали. А мы по соседству.

Алексей уселся на диван.

— Я и в тресте был — у главного механика. Все обговорили. Он попросил представить план испытаний.

— Любят они бумагу переводить, — подвигая кресло, беззлобно проговорил Черкасов. — Ну, когда начнем уголек грызть?

— Скалывать.

— Скалывать, грызть, резать! Лишь бы вручную не долбить пласты. Кто-кто, а я знаю, что это за удовольствие, пять лет забойщиком работал.

Алексей улыбнулся, вспомнив рассказы Звенигоры о Черкасове: «Ну и лиса... То он за механизацию, то против».

— Нам машины нужны, — продолжал Черкасов. — Только у нас не так к испытаниям подходят. Кто паровоз прямо с завода пускает на магистраль? Сперва обкатают его на кольце, потом уже на магистраль. У нас опытные шахты нужно иметь. Начальнику шахты не будет скидки на испытание новой машины... Звенигора бухнул в колокол, а в тресте есть другая шахта, подходящая для испытаний, — там всего две лавы...

— Какой длины?

— Одна сорок, другая тридцать...

— Это не машинные лавы.

— Ну, как смотреть. Можно было бы шире захватывать. Давайте как-нибудь съездим, посмотрим. Перебросить машину — полдня. На такой шахте изобретатель — хозяин.

— Что же смотреть? Нужна лава в двести метров... Я к вам, товарищ Черкасов, с просьбой...

И Алексей стал рассказывать о лыжах...

— Заказ простой, — сказал Черкасов, — только до конца месяца ничего нельзя сделать... Нам спецзаказов насовали. Завод наш, а хозяев много — и министерство, и начальник комбината. С директором нужно поговорить. — Он подошел к столу и сделал заметку на листке настольного календаря. — Позвоните мне через недельку. — И продолжал выжидательно стоять у стола, перелистывая календарь.

Алексей поднялся с дивана.

— Так, числа двадцатого — двадцать пятого, — произнес Черкасов. — К концу месяца... Сейчас к себе на шахту? По пути... Пойдемте подвезу...

— Мне Звенигора машину дал, — отказался Алексей.

«Почему он предлагал перенести испытание «Скола» на другую шахту? — раздумывал Алексей, возвращаясь от Черкасова на шахту. — В самом деле, боится, что «Глубокая» снизит добычу угля? Кажется, другое... Хочет лично испытаниями руководить. Самолюбив... Обиделся, что Звенигора в этом деле его обошел...»

8

Перейти на страницу:

Похожие книги

Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное