Озаренные

В жизни каждого человека есть минуты, когда осмысливаешь весь пройденный тобою путь и ясно видишь будущее, ради которого шел по трудным, порою неизведанным дорогам. Такие минуты Микола Петрович пережил, слушая обращение партии к ударникам. Слова партии вошли в ум и сердце шахтера — он, рядовой донецкий шахтер, утверждался в высоком звании созидателя, открывателя новых путей в труде.

Проходили месяцы, годы, а великие слова о радостном, творческом труде становились еще ближе и родней. Они вели Шаруду по жизни, как компас.

Теперь часто после обеда Микола Петрович брал баян, направлялся в сад. По саду лениво бродили сладкие запахи. Листья, разбуженные ветерком, шелково шелестели и снова погружались в дрему. Стеснявшийся обычно на людях петь своим немного надтреснутым, «подземным», как он говорил, голосом, уединяясь в саду, Микола Петрович тихо напевал любимую песню:

Дивлюсь я на небо
Та й думку гадаю:
Чому я не сокил,
Чому не литаю…

2

Деревушка в пятнадцать дворов веселила взор каждого, кто проезжал по старой Изюмской дороге из Харькова к Донбассу. Старинное название ее, Сакмара, напоминало о тех днях, когда пролегала вдоль Донца сторожевая подвижная застава — «Изюмская сакма», а в непрохожих лесах селились черкасы-казаки из заднепровских земель, не стерпевшие шляхетского гнета.

Белые с крохотными оконцами хатки радушно смотрели, как старушки, из-за мальв и подсолнухов на обкатанный до глянцевитого блеска шлях, приглашая каждого путника под свои соломенные кровли. За покосившимися плетнями полыхали костры одичавших цветов. По стенам лезли, прислушиваясь ко всему синими и красными ушками, «крученые панычи», плети дикого винограда.

Варя поселилась в крайней хатке у старушки учительницы. До яслей, разместившихся на опушке лесничества, было несколько минут ходьбы.

За огородом протекал Донец — древний Танаис — великая река северских славян. Он горделиво струил свои воды меж выветренных меловых скал, поросших сосняком.

Варя любила выходить на рассвете к реке, любоваться рождением солнца. По росистой траве, такой мокрой и холодной, что сводило ноги, она направлялась к своему излюбленному месту — старой вербе, ствол которой почти горизонтально вытянулся над заводью, окуная в воду длинные ветви. Варя усаживалась на ствол, слушала, как плещет старый Донец, стараясь увлечь за собой ветви, как звонко падает роса с листьев.

Заря являлась сперва светлой каемкой над лесом, потом небо розовело, и постепенно показывался диск солнца. Увеличиваясь, он медленно поднимался. В эти минуты, думая об Алексее, Варя мечтала о том, чтобы когда-нибудь доказать, что она достойна его. Ей казалось, что нужно пройти через какое-то испытание, чтобы быть достойной Алексея.

Порою два «я» спорили в ней. «Ты сентиментальна и старомодна, — говорило ей первое «я». — Ты мечтаешь о том, что невозвратимо. Ты уже не сможешь любить. Осталось одно: долг — воспитывать дочь». — «Для чувств нет мер времени, нет сроков», — уверяло ее другое «я».

«Пройдет пора увлеченности, снова, быть может, наступит горечь разочарования, — терзалась она. — Нужно перестать встречаться с ним...»

Если бы кто-то со стороны понаблюдал за отношением Алексея к Варе, то наверняка нашел бы странными ее сомнения и колебания. Но со стороны нам всегда виднее, потому что в делах и переживаниях других мы участвуем умозрительно, бесстрастно.

3

Напористым, неугомонным в работе оказался внешне застенчивый «маг кибернетики» Володя Таранов, приехавший на «Глубокую» с Верхотуровым. Не успели еще к нему как следует присмотреться на шахте, а уже в электрообмоточной мастерской появился верстак с миниатюрными роторами, с крохотными, как у часовых мастеров, токарными, строгальными станками. Над верстаком всю стену заняли схемы электрических приборов.

Володя Таранов быстро сошелся с намотчиками, электрослесарями. Они без приказа стали помогать ему собирать, наматывать магнитные усилители, трансформаторы, реле, контакторы, датчики.

Профессиональное любопытство электриков разгорелось. Их увлекали новые приборы, удивительно восприимчивые к любым изменениям среды, передающие сигналы в тысячную долю секунды. Порою после смены люди оставались знакомиться с приборами автоматики, наблюдали за монтажом.

Возле верстака возникали импровизированные лекции. Володя охотно объяснял принципы действия электрических регуляторов, передатчиков сигналов. Звенигора и Алексей, Лабахуа и Коренев были нередко слушателями этого лектория кибернетиков.

Черт знает, какие просторы раскрывались в захватывающих беседах юного представителя самой молодой науки в мире. Было ясно, что пришло время, когда кибернетические исполнители начнут заменять руки, глаза, голос, слух человека. То, что казалось фантастикой, было воплощено в металле, стекле, фарфоре. «Дрессированными богами в футлярах» называл их Володя.