Огнеглазый указал на Скитальца, возвысив голос. Преисподняя! Даже если удастся освободиться, замораживающие наручи никуда не денутся. А вокруг враги, с которыми он не может драться, и полно камер. Что толку высвобождать одну руку?
– Думаешь?
– Знаешь, живым ты мне нравился куда больше.
Скиталец зарычал и забился в оковах. От своего бедственного положения он отвлекся, лишь когда на корабль-трибуну втащили нескольких оборванных пленников. Огнеглазый брал их за горло одного за другим, и от его прикосновения люди чахли на глазах, кожа выцветала, становясь пепельно-серой. В сторону Огнеглазый отбрасывал иссушенные трупы, а уголь в его груди разгорался ярче.
Радостно приветствующая это действо толпа разразилась криками при виде очередной влекомой на трибуну жертвы, которую сопровождали двое охранников в белых плащах. У одного в руках была винтовка, второй нес длинное копье. Огнеглазый не стал прикасаться к несчастной, лишь воздел руки, отчего зрители завопили еще громче.
Скиталец задержал взгляд на винтовке – первом современном оружии, замеченном им в этом мире. Может, подобное здесь редкость? Он пригляделся к пленнице. Ею оказалась давешняя ловкая женщина, которую удалось поймать лишь двоим очагам.
– Она хорошо сражалась на арене, – сказал Скиталец. – По крайней мере, отлично уворачивалась. Может, ее за это вознаградят?
Огнеглазый указал на пленницу, и толпа взревела. Он хлопнул женщину по плечу, будто желая поздравить. Но та принялась отбиваться, и у Скитальца екнуло сердце.
«Не моя проблема», – сказал он себе.
Огнеглазый махнул рукой, и охранник вручил ему копье. На острие извлеченного из ножен оружия ослепительно сиял уголь.
Пленница закричала.
Огнеглазый вонзил копье прямо ей в грудь.
С того места, где висел Скиталец, было отлично видно дальнейшее. Огнеглазый выдернул оружие, но уголь остался в теле жертвы. Чиновники в страхе шарахнулись прочь, Огнеглазый же спокойно стоял на месте. Женщина завопила еще громче и рухнула на колени от невыносимой боли. Ее грудная клетка пылала. Искры и язычки пламени брызнули во все стороны, как из весело горящего костра. Часть их оседала на ее руках и лице, оставляя алые отметины. Они не меркли, даже когда основной огонь потух.
Наконец несчастная завалилась на бок. Хотя глаза оставались открытыми, невидящий взгляд был устремлен в пустоту. Присмиревшее пламя в груди освещало металлическое покрытие трибуны.
– Похоже на то, – согласился Скиталец. Его замутило. – Я бы предположил, что отбирают самых проворных, затем удостаивают их возвышения. Опять же, сожрал он тех, что послабее.
Скиталец глубоко вздохнул:
– Возможно, это наш шанс. Как думаешь, сможем мы поглотить то, на чем работают эти копья? Вдруг наберется достаточно ЭД, чтобы убраться с планеты.
Вернувшиеся охранники утащили новую женщину-очаг прочь, а Огнеглазый вернулся на середину трибуны, принял у подошедшего подчиненного еще два копья и одно сразу же обнажил. Его острие тоже пылало, как раскаленный добела, но отчего-то не остывающий на воздухе металл. Толпа зааплодировала пуще прежнего.
– Готов поспорить, – сказал Скиталец, – что одно из этих копий предназначается мне. Огнеглазый пытался меня убить, но у его людей ничего не вышло. И он решил испробовать другой способ.
– Подозреваю, что других он контролирует с помощью наручей, а теперь убедился, что на меня они тоже действуют.
– Безусловно, – сказал Скиталец.