Оздоравливающее саногенное мышление

Мой ребенок ведет себя плохо, я ребенка наказываю, он обижается. Жена сердится, я чувствую вину. Каждое звено этой цепи поведения произвольно и осознается. Только последнее звено – переживание вины – происходит непроизвольно. Вина возникает без спроса и действует сама по себе, вопреки моей воле. Это так именно потому, что я не осознаю умственных автоматизмов, порождающих вину.

При ожоге я отдергиваю руку, то есть во мне автоматически включается внешнее поведение избавления. Страдание, именуемое виной, весьма болезненно, и я, естественно, хочу от него избавиться. Боль вины самопроизвольно включает защиту. Но на этот раз эта защита – не инструментальное, а умственное поведение, защитное мышление, имеющее целью уменьшить мою боль от вины. Это сложнее простого одергивания руки при ожоге.

В защитном мышлении выбираются умственные ходы, оправдывающие мой поступок приемлемыми и привычными для нашего времени воспитательными мотивами: «Ребенок провинился и должен быть наказан. Иначе нельзя. Если за это не наказывать, то будет еще хуже. Дурные наклонности закрепятся в ребенке и перерастут в порочную черту его личности. Это испортит его судьбу. Следовательно, наказание пойдет ему на пользу. Это неприятно, но я – родитель, и, в конце концов, я из него приличного человека сделаю. Если я его не накажу, я отступлю от выполнения неприятного долга».

Очевидно, что целью этих мыслей является устранение страдания вины. Эти мысли включаются в уме автоматически, так же, как при ожоге я отдергиваю руку. Мое положение неожиданно облегчается с момента, как я начинаю думать категориями справедливости, воспитания и долга родителя, которые я беру из общественного сознания, где они наготове «плавают» в виде готовых стереотипов обыденной мудрости. «Если порок не наказывать, то он разрастется и испортит характер ребенка». Обращаю внимание на то, что рассматриваемое мышление не является познанием. Оно направлено не на получение знания, а на то, чтобы хотя бы временно уменьшить страдание. Подобные мысли временно облегчают чувство вины. Такие понятия, как справедливость, долг, имеют огромный потенциал облегчения страдания от вины. С XVIII века – с того времени, когда люди стали мыслить категориями справедливости, равенства, братства, – появилось эффективное средство ослабления вины и, соответственно, пропорционально возросла жестокость и беспощадность обыденной жизни. Продолжим обсуждение.

В приведенном примере я мыслю патогенно, используя принципы долга и справедливости для оправдания своей жестокости и снижения чувства вины. Однако этот эффект временный, и чувство вины не может быть полностью устранено сознанием долга и справедливости. Вина возвращается снова. У меня нет возможности эффективно управлять виной, так как я мыслю патогенно и важнейшая часть поведения ума, порождающего вину, остается вне сознания и действует автоматически. При данных обстоятельствах я обречен быть виноватым.

Саногенное мышление устраняет автоматизм

Саногенное мышление позволяет человеку осознать всю последовательность актов мышления, вызывающего чувство вины, и тем самым делает возможным устранение автоматизма. Это делает возможным управление этой эмоцией. Для иллюстрации того, как происходит саногенное мышление, ответим на вопрос: «Какое звено в приведенной выше цепи поведений остается за порогом сознания и что следовало бы осознать?»

Рассмотрим более внимательно этот пример. Прошу извинить меня за мелочное описание того, что происходит в подсознании.

Итак, я увидел, что ребенок ведет себя не так, как следует. Далее мой ум, включившись, непроизвольно совершает свою работу. Он актуализирует модель подобающего поведения, сравнивает наблюдаемое поведение ребенка с тем, как воспитанный ребенок должен бы себя вести в подобных ситуациях.

В результате сличения обнаруживается рассогласование должного с реальностью (а организм особо чувствителен к рассогласованию нервных моделей), оценивается степень этой рассогласованности. Результат оценки стимулирует эмоцию гнева.

Гнев, в свою очередь, включает свои программы поведения (инструментальные и физиологические), и с этого момента резко поднимается уровень моей родительской агрессивности. Возникает установка нападать, ведущая к поиску жертвы и синтезу исполнительной программы агрессивного поведения, то есть создается намерение наказывать. Это, в свою очередь, включает ориентировку, и определяется тот, кто должен быть наказан. Происходит выбор вида наказания с учетом возраста виновного и класса проступка, и все это завершается тем, что я сознательно выполняю родительский долг. Я наказываю своего ребенка и тем утоляю свой гнев.