Озеро

- Но тогда я не смогу повидаться с другом. Мне никогда в жизни с ним не встретиться.

- А когда вы виделись в последний раз? - спросила я.

- Последний раз это было, когда мама была еще жива, и мы вместе ездили туда... Примерно лет десять тому назад. Или даже больше. Сейчас иногда созваниваемся, и только, - сказал Накадзима.

- Хочешь встретиться?

- Хочу. Из всех людей в этом мире больше всего мне хочется увидеться именно с ними. Когда же это случилось? Да, пожалуй, с тех пор, как мы с тобой вместе, меня все сильнее тянет повидаться с ними и я не могу себя остановить, - ответил Накадзима.

- Ты сказал "с ними". Значит, у тебя там несколько друзей? - уточнила я.

- Да, там живут двое моих старых друзей. Они брат и сестра.

Я совершенно не имела понятия о том, куда Накадзима меня зовет, но очень на него полагалась. Кожей чувствовала, что могу доверить ему. Я каждый день вижу его лицо, и если бы в этом человеке был бы хоть намек на двуличие, которое бы меня смутило, я бы это поняла. Выли в характере Накадзимы некоторые шероховатости, но в моих глазах он всегда выглядел честным и искренним.

- Ну хорошо, едем! Это далеко?

- Поездом с пересадками часа три.

- По деньгам немало, да?

- Я тебя позвал и расходы беру на себя.

- Да ладно! Мне же тоже интересно.

- Нет, транспортные и прочие расходы я полностью оплачиваю.

- У меня сейчас довольно хорошо с деньгами. Правда. И работа подвернулась, - улыбнулась я.

- И ты вот так запросто сможешь поехать со мной туда, не знаю куда? - изумленно спросил Накадзима. - Вот я бы ни за что не смог.

- Но ведь речь идет о месте, куда, несмотря на свои страхи и переживания, ты очень хочешь отправиться, не так ли? - ответила я. - И, конечно, я поеду с тобой. Ведь я единственный человек, кто может тебя сопровождать. Сейчас ты каждый день бываешь в моем доме. И мы встречаемся каждый день. И видимся потому, что хотим этого...

Если бы я действительно любила его, определенно не смогла бы вот так сказать. Я бы скорее попыталась задеть его и выразилась бы как-нибудь неудачно. Это была только любезность. Кроме того, я все еще не понимала причины своих страхов, но постоянно боялась ненароком обидеть или ранить его как никого и никогда раньше. При мысли обо всем этом мне становилось невыносимо тяжело, словно камень давил на сердце.

- Спасибо, - тихо произнес Накадзима.

На следующий день мы сели в поезд и отправились на север.

Мы сошли на маленькой станции. Было немного зябко. Мы зашагали пешком, поэтому казалось, что замерзают только наши лица.

Холодный солнечный луч время от времени пробивался из-за облаков.

На многочисленных деревьях только начинали набухать почки. Они наливались, и каждая, даже самая чахлая, ветка источала чувственный запах пробуждавшейся жизни. Воздух был чистым, и во всем теле ощущалась какая-то легкость. Оживление, которое царило на станции небольшого провинциального городка, тут же исчезло, и мы шли совершенно одни по ничем не примечательной сельской улочке. На видневшихся вдали горных сопках еще лежал снег.

Невзрачная цветовая гамма белых пятен снега и коричневых деревьев мирно простиралась под голубым небом.

Так в конце концов мы добрались до озера, которое было не таким уж большим.

Был будний день, и вокруг не было ни души. На озере стояла тишина, казалось, что оно поглотило даже звуки. Поверхность воды была гладкой, подобной зеркалу. Малейшее дуновение ветерка пускало по ней мелкую рябь. И только голоса птиц раздавались то выше, то ниже над землей.

- Вот там по соседству с храмом. - указал Накадзима, - живут мои старые друзья.

На противоположном берегу озера виднелись небольшие тории (Традиционные ворота синтоистского храма).

Я взглянула на Накадзиму: он весь покрылся потом, а лицо было мертвенно бледным.

- Накадзима-кун, ты в порядке? - Я взяла его за руку.

- Все нормально. Этот этап самый мучительный. Но если я справлюсь и смогу встретиться с ними, то уже наверняка все будет нормально.

Ладонь Накадзимы была пугающе холодной.

Я подумала о том, что же все-таки тревожит это тело и эту душу.

На ум сами собой приходили слова жалости и сострадания. Я больше ничего не могла сказать. Я понимала, что мое сочувствие было бессмысленным, но мне было невыносимо жаль его. Юный Накадзима, живя далеко от родителей, лепил и создавал самого себя. Бедный мальчик. Как это печально.

Я поняла только, что внутри его раздирал ужасный конфликт.

Для меня эта поездка была приятной прогулкой с любованием умиротворяющими видами озерной глади ранней весной, в то время как для.

Накадзимы ничего этого не существовало: он испытывал страдание, словно находился в аду, и каждый шаг давался ему с трудом, словно он волочил за собой оковы.

- Постой-ка, Накадзима-кун, - сказала я.

- ...Да, - рассеянный, словно не в себе, Накадзима остановился, обливаясь потом.

- Ну-ка наклонись немножко! - попросила я.