Озеро Дербень

— А мне не нужны слова. Я женщина, мать, я и так поняла. Ведь прежде он там жил, и все в порядке, отдыхал. Потом дед помер — тоскливо… И тут все началось. Какие-то намеки, уклончивые ответы по телефону. Туда и сейчас невозможно дозвониться, — объяснила она сыну. — Не слышно ничего. Я ему кричу: «В чем дело?! Ты с ума сошел!» А он свое: «Я буду здесь, мне хорошо». Хорошо да хорошо, заладил одно: хорошо. Я понимаю, что за этим «хорошо» кроется.

— Ладно, — остановил ее муж. — Не волнуйся. Приедем, все объяснится. А то телефонные разговоры, недомолвки, телеграммы. Успокойся.

— И молчи? — язвительно спросила жена.

— Почему? Любуйся пейзажами вслух.

Выехали за город. Открылась глазу просторная зимняя степь, высокая синева неба. Белая степь, мохнатые от инея придорожные клены да вязки. Но в душе матери не было покоя.

2

Светало поздно, и потому просыпался он в темноте. Просыпался и слушал, как шумит озеро. Вечером он засыпал под его мерный, баюкающий гул, а теперь, поутру, что-то бодрящее слышалось в шуме волн.

На этой неделе озеро должно было замерзнуть. Хрусткие закраины уже какой день тянулись от берегов. И каждое утро, просыпаясь, Алексей ждал тишины. Но было ветрено, и озеро не сдавалось.

Он поднялся, поставил на плитку чайник и вышел во двор. Смутно белел снег. От озера ветер нес теплую пресноту воды и острый дух молодого льда. Пока Алексей делал зарядку и умывался, чайник уже кипел.

Алексей завтракал в тихом доме и глядел в черное окно. Оно выходило к озеру, но лишь под самым окошком лежало на снегу желтое пятно света, а дальше — темь. И озеро гудело под ветром. Ветер был северный и обещал скорую стужу. Но уже какой день хорошо брал крупный, необычно красивый окунь — с черной спиной и алыми плавниками. Ловить его было заманчиво.

Но все это потом, днем, теперь же пора было в школу.

Хутор уже проснулся, светил окнами домов в ненастном ноябрьском утре. Из катуха подала о себе весть негромким ржанием кобыла Тамарка, словно спрашивая молодого хозяина, не забыл ли он о ней. Но Алексей уже приготовил болтушку и, пока лошадь пила, надергал и принес сена.

Старый хозяин в последние годы, ноги свои пожаливая, ездил по делам на тачанке. Молодой — ходил пешком. Путь был недалек: школа глядела желтыми окнами с Поповского бугра.

А за двором, через улицу, светил цигаркою дед Прокофий, старый хуторской коваль. Он недавно оставил кузню, долго спать не мог и в урочный час выходил к воротам.

— Здорово ночевал, дед Прокофий! — приветствовал его Алексей.

— Слава богу, Алеша.

Они здоровались за руку, недолго беседовали.

— Не просыпаешь? — спрашивал дед.

— Привык.

— Это неплохо. Поздняя птичка, говорят, только глаза продирает, а у ранней уже нос в табаке, — смеялся он и спрашивал каждый день: — Как там мой?

У Алексея, в восьмом классе, учился один из внуков деда Прокофия.

— Молодец. Вчера хорошо отвечал, — хвалил Алексей.

Дед Прокофий покряхтывал.

— Ты его крепче держи. Чуть чего — за ухи. Скажи, дед Прокофий велел, а то сам придет.

— А он нас и вдвоем оттягает, — смеялся Алексей. — Детина вырос…

— Атаманец… — соглашался дед.

Хлопнула дверь хаты, выпуская на волю еще одного ученика, первоклассника Витьку. Обычно он со ступенек сбегал и по улице мчал споро. А нынче шел спокойно и важно.

— При новом платье… — похвастался дед. — А как же!

В утренних сумерках, но Алексей разглядел долгополую одежку с воротником — в такой не разбежишься. И мальчик шагал неторопливо.

А в школе уже было шумно.

Прозвенел звонок. И покатились уроки, один за другим. Но сегодня Алексей кончил рано и заспешил домой. Хотелось порыбачить. На дворе разведрилось, и сосед Василий Андреевич мог не выдержать и уехать один.

Сбежав со школьных ступенек, Алексей чуть было не наткнулся на… живое пальто. Да, это было серое пальто с воротником. И оно осторожно двигалось по земле. Висели пустые рукава, воротник торчал, полы загребали снег. Алексей остановился удивленный, присвистнул.

— Что это?

На свист и вопрос пальто не ответило, лишь что-то внутри его шмыгнуло, засопело, шевельнулся воротник, и показалось личико соседа-первоклассника, Прокофьева внука.

— Витек, ты?

— Я.

— Новое пальто?

— Новое.

— Ну и пальто, — восхитился Алексей. — Кто его покупал?

— Мамка.

— Она его на себя, что ли, мерила, — попенял Алексей. Мальчишка еле двигался, и Алексей сыскал в просторном рукаве его руку и повел, ругая в душе деревенские обычаи брать одежду на долгий вырост.

Дед Прокофий их встретил, ужаснулся:

— Это Виктор?

— А то кто ж…

— Еш-твою… Таиса! Тайка!! — криком звал он сноху, а та когда прибежала, указал на утонувшего в пальто внука: — Это чего?!

Молодуха изумленно всплеснула руками:

— Господи! — И вдруг поняла: — Это они с Васькой Кривошеиным поменялись. Маруся со мной брала. А тот дылдак как натянул…

— Я думал, на вырост… — смеялся Алексей.

— Да ну… Господи! Как дошло дите…

Они посмеялись все вместе. И Алексей побежал к себе. По дому и двору, затапливая печь, согревая еду, лошадь обихаживая, кабана и птицу, Алексей носился стрелою, носился и соседу кричал: