Озеро Длинного Солнца

— Этого крольчонка? Самого маленького из всех, что у нас были. Это только сделало ее сильной. — И во второй раз за все время их знакомства он взял Кровь за руку.

Кровь, невероятно счастливый, тем не менее сделал вид, что ничего не случилось.

— Ты думаешь, она видит его? — спросил он так спокойно, как только мог.

— Долбаное «да», она видит его. Она видит все. Но если она полетит прямо к нему, то спугнет его. Так что она поднимется над ним и бросится на него со стороны солнца. — Мускус, бессознательно, поднялся на цыпочки, став на три пальца ближе к своей птице. — Как на гуся. Как будто он большой гусь. Они рождаются с этим знанием. Следи за ней. — Его бледное красивое лицо расплылось в улыбке, дьявольские глаза сверкнули, как черные льдинки. — Просто следи за ней, старый глупый хрен.

* * *

Улар[8] увидел орла далеко внизу под собой, на севере, и увеличил скорость. Грозовой фронт, отмеченный линией высоких облаков, был интересен и, быть может, даже важен; но фронт находился в двух сотнях лиг отсюда, если не больше, и мог никогда не достигнуть этого томимого жаждой, сверхжаркого региона. Индекс здесь — сто пятнадцать, притом, что на большей части длины солнца — сто девять; с сезонной добавкой — он мысленно проверил дату — сто восемнадцать.

Он уже полностью забыл об орле.

Улар был маленьким человеком, по любым меркам, и таким же тонким, как собственные основные подпорки; его глаза видели лучше, чем у среднего летуна, и большинство из тех, кто знал его, считали его замкнутым и чрезмерно хладнокровным. Он говорил редко, но если и говорил, то о воздушных потоках, преобладающих ветрах, дневных и ночных ориентирах, об именованных солнечных сферах, не признаваемых (или неохотно признаваемых) наукой, и, конечно, о крыльях, летных комбинезонах, инструментах и силовых модулях. Но об этом говорят все летуны. Поскольку он был так близок к идеалу, физически и ментально, ему разрешили иметь трех жен, но вторая жена сбежала от него меньше чем через год. Однако первая жена родила ему трех проворных детей с легкими костями, а третья — пятерых, веселых и подвижных, как сверчки; его любимицей была самая младшая девочка, Дролин[9], тонкая, с всегда смеющимися глазами. «Я вижу ее крылья», — иногда говорил он ее матери; и та, хотя и не могла видеть, всегда счастливо соглашалась. Он летал уже восемнадцать лет.

Увеличив скорость, он потерял высоту. Он опять увеличил тягу и попытался подняться, но температура воздуха слегка упала; он летел в дневном нисходящем воздушном потоке над большим озером. Соответствующий поднимающийся воздушный поток начинался уже над землей, и он решил подняться в нем так высоко, как только сможет. Когда он доберется до далекого грозового фронта, ему понадобится каждый кубит высоты.

Он опять увидел орла только тогда, когда тот уже был над ним, летя прямо вниз, на него; чудовищный напор его крыльев толкнул Улара к земле быстрее, чем любой падающий камень, и наконец, в последнюю долю секунды, орел сложил крылья, крутанулся в воздухе и ударил его когтями — двойной удар, как двумя бронированными гигантскими кулаками.

Возможно, на мгновение он потерял сознание. Но, безусловно, безумное кружение земли и неба его не дезориентировало; он знал, что его левое крыло цело и невредимо, что второе нет, и его СМ не отвечает. Он подозревал, что полдюжины ребер и, возможно, спина сломаны, но сейчас не до них. С невероятным мастерством, которое заставило бы его товарищей-летунов разинуть рот, если бы они могли его видеть, он превратил беспорядочное падение в управляемый нырок, выбросил СМ и инструменты и еще успел наполовину уменьшить скорость, прежде чем ударился о воду.

* * *

— Разве ты не видишь брызги? — Синель встала с места в однобитовом фургоне, затенила ладонью глаза от солнца и уставилась на воду. — В озере есть чудовищные рыбы. Действительно огромные. Насколько я помню, я не была здесь с того времени, когда была маленькой девочкой… Во всяком случае, не помню, чтобы была.

Кивнув, Шелк вынырнул из-под полога, чтобы посмотреть на солнце. Облака, движущиеся с востока на запад, не закрывали протянувшуюся через все небо золотую полосу, которая — он опять напомнил себе — является видимым символом Ослепительного Пути, дороги моральной честности и искренней набожности, которая ведет Человека к богам. Не заблудился ли он? Он не чувствовал в себе готовность принести Журавля в жертву, хотя сделать это предложила богиня.

И потом, безусловно, это не то, что боги ожидают от помазанного авгура.

— Рыба голов? — Орев дернул Шелка за волосы.

— Действительно, рыбьи головы, — сказал он птице, — торжественно обещаю.

Сегодня вечером он поможет Гагарке ограбить комиссара Синель. Комиссары — богатые деспоты, жиреющие за счет пота и крови бедняков; этот, без сомнения, сможет обойтись без нескольких драгоценностей и серебряного сервиза. Тем не менее, грабить — нехорошо в принципе, даже если это служит высшему благу.