Озеро Длинного Солнца

— Да, во всем этом есть что-то тревожащее, — кивнул Кремень. — Лично я считаю, что Пас, главным образом, думал о первых двух столетиях. Могет быть, о двух с половиной. Могет быть, он считал, что к тому времени мы научимся жить мирно либо полностью перебьем друг друга, и это действительно не так глупо. Секи, патера, вначале было не так много био, как сейчас, даже близко, и они не умели делать вещи. Когда они пришли, уже стояли города, мощеные улицы и здания из коркамня, по большей части. Но народу становилось больше, надо было добывать еду. И они начали делать вещи, главным образом инструменты и одежду, и глинобитные кирпичи, и смогли построить еще здания, потому что чувствовали, что они вроде как им нужны.

Остановись, патера, и через минуту я тебе кое-что покажу.

Кремень остановился перед парой широких двойных ворот; его широкое тело закрывало линию, на которой встречались створки, и еще какой-то предмет.

— Я тебе уже говорил, что три сотни лет назад био было совсем не так много. Большую часть работы делали хэмы. Кое-что делали мы, солдаты, но остальное — гражданские. Может быть, ты некоторых знаешь. У них нет оружия и совсем другое программное обеспечение.

— Сейчас их осталось не так много, — сказал Шелк. — Извини, что так говорю.

— Ага, и это то самое место, где, как я чувствую, старый Пас поскользнулся. Я и женщина-хэм можем иметь детей. Ты знаешь об этом?

— Конечно.

— В каждого из нас жестко встроена половина способа. Но штука в том, что это может занять у нас год, если повезет, и двадцать, если нет, а вы, био, можете делать главное дело каждую ночь после работы.

— Поверь мне, — сказал ему Шелк, — я бы всем сердцем хотел, чтобы вы больше походили на нас, а мы — на вас. И я никогда не был более искренним.

— Спасибо. Ну, в любом случае, вскоре стало много био и инструменты стали лучше, главным образом потому, что еще была тьма хэмов, которые их делали. Кроме того, в воюющих городах стало довольно много карабинов, поскольку умерли солдаты, которые ими владели. На самом деле сделать карабин не так-то тяжело. Нужны только железный брусок, токарный станок для дула, фрезерный станок — и все дела. Но все, что может сделать фрезерный станок, может так же хорошо сделать и умелый человек с набором напильников и ручной дрелью, если у него есть время.

Кремень обвел рукой весь арсенал:

— И вот мы здесь. Даже близко не такие крутые, какими были раньше, и в тот первый раз, когда мы потерпим поражение, все обвинят в этом бедного старого Паса.

— Очень жаль, — задумчиво сказал Шелк.

— Выше нос, патера! Вот здесь самое лучшее, что я могу показать тебе, как авгуру, и я припас ее на последнее, или почти на последнее. Ты когда-нибудь слышал о… как это называется… о «Печати Паса»?

У Шелка от изумления округлились глаза.

— Конечно. Она упоминается в Прощении. «Выполняйте волю мою, живите в мире, умножайтесь и не ломайте мою печать. Тогда вы избегните гнева моего».

Кремень в очередной раз с усмешкой откинул голову назад:

— Ты когда-нибудь видел ее?

— Конечно, нет. Насколько я знаю, «Печать Паса» просто метафора, самое бо́льшее. Например, если бы я отпускал тебе грехи, все, что узнал бы от тебя, было бы под печатью Паса, то есть я бы никогда без твоего разрешения не раскрыл твоих тайн кому-то другому.

— А теперь смотри, — сказал Кремень и отступил в сторону.

На высоте пояса створки двери соединялись широким мазком черной синтетики. Шелк встал на колено и прочитал буквы и цифры, вдавленные в нее.

5553 8783 4223 9700 34

2221 0401 1101 7276 56

ЗАПЕЧАТАНО МОНАРХОМ

— Она и есть, — сказал Кремень. — Она уже была, когда мы поднялись на борт, и, если народ говорит о печати Паса, секи, они говорят о ней. Раньше их было много.

— Если эта печать действительно принадлежит Пасу, — прошептал Шелк, — то это бесценная реликвия. — Почтительно поклонившись, он начертал в воздухе перед печатью знак сложения и прошептал молитву.

— Если бы могли снять ее и перенести в один из твоих больших мантейонов, была бы, могет быть. Но штука в том, что ты не можешь. Если попытаться снять ее с этих дверей, черный пластик разлетится на миллион кусочков. Мы сломали целую пачку, когда пришли сюда, и то, что осталось, немногим больше, чем кучка пороха Н6.

— И никто не знает, что находится за ней? — спросил Шелк. — В следующей комнате?

— О, нет. Мы знаем, что внутри все в порядке. Там все почти так же, как здесь, много людей на стеллажах. Только там био. Хочешь на них посмотреть?

— Био? — повторил Шелк. В его мозгу мгновенно вспыхнула картина из сна, который он видел несколько часов назад, но к ней добавилось совершенно новое чувство срочности и неотложности: ежевика покрывает склон холма, майтера Мрамор, больная (абсурд!), лежит в кровати, приторный аромат синей стеклянной лампы майтеры Роза, и Мукор сидит на спокойной воде, пока сон, в котором она сыграла свою роль, исчезает. «Дальше — суше. Встретимся там, где спят био».