— У меня есть сюрприз, — сказала она. Подойдя к платяному шкафу, она вырвала из него ярко окрашенную одежду и расположила ее на ножке ее кровати. Я сразу признал яркую зеленую рубашку, фиолетовые брюки и сине-золотой жакет — пиратский костюм, который я носил, когда жил в цирке уродов.
— Ты сохранила это, — пробормотал я, улыбаясь по-дурацки.
— Я сказала тебе, когда ты был здесь в прошлый раз, что я оставлю их и сохраню так, чтобы ты мог носить их снова, помнишь?
Это походило на годы, с тех пор как мы остановились в цирке незадолго до нашего первого столкновения с властелином вампирцев. Теперь, когда я бросил свой взгляд назад, я вспомнил Труску, обещающую приспособить мой старый костюм, когда у нее будет шанс.
— Я подожду снаружи, — сказала Труска. — Надень это и позови когда ты будешь готов.
Мне потребовалось много времени, чтобы влезть в одежду. Чувствовал себя странным, одевая это после всех этих лет. В последний раз, когда я носил их, я был мальчиком, все еще достигающим соглашения с тем, чтобы быть полувампиром, не осознающим каким трудным и неумолимым может быть мир. В то время я думал, что одежда выглядела крутой, и я любил носить ее. Теперь она выглядела ребяческой и глупой на мне, но так как Труска вошла в проблему сохранить их, я полагал, что я должен надеть их, чтобы угодить ей.
Я позвал ее, когда был готов. Она улыбнулась, когда зашла, затем пошла к другому платяному шкафу и пришла назад с коричневой шляпой украшенной длинным пером. — У меня нет ботинок твоего размера, — сказала она. — Мы получим их несколько позже.
Надевая шляпу, я наклонил ее под углом и улыбнулся застенчиво Труске. — Как я выгляжу?
— Посмотри сам, — ответила она, и подвела меня к зеркалу в полный рост.
У меня дыхание сперло в горле, когда я столкнулся лицом к лицу со своим отражением. Возможно, это был трюк ближнего света, но в новой одежде и шляпе, с моим чисто выбритым лицом, я выглядел очень молодым, как тогда, когда Труска в первый раз нарядила меня в этот костюм.
— Что ты думаешь? — спросила Труска.
— Я похож на ребенка, — прошептал я.
— Это — частично зеркало, — хихикала она. — Оно сделано, чтобы снимать несколько лет — очень любезно для женщин!
Убрав шляпу, я потрепал волосы и посмотрел на себя искоса. Я выглядел старше, когда я смотрел искоса — возникли линии вокруг глаз, напоминания бессонных ночей, которые я вынес, начиная со смерти мистера Крэпсли.
— Спасибо, — сказал я, отворачиваясь от зеркала.
Труска положила твердо руку мне на голову и повернула назад к моему отражению. — Ты не закончил, — сказала она.
— Что ты подразумеваешь? — спросил я. — Я видел все, что должен был там видеть.
— Нет, — сказала она. — Ты не увидел. — Наклонившись, она постучала по зеркалу. — Смотри на свои глаза. Вглядись в них глубоко, и не отворачивайся, пока не увидешь.
— Увижу что? — спросил я, но она не отвечала. Хмурясь, я вгляделся в свои глаза, отраженные в зеркале, в поиске чего-нибудь странного. Они выглядели одинаково как всегда, немного более грустные, чем обычно, но …
Я остановился, понимая, что Труска хотела, чтобы я увидел. Мои глаза не просто выглядели грустными — они были полностью пустыми от жизни и надежды. Даже глаза мистера Крэпсли, когда он умер, не выглядели, такими проигравшими. Теперь я знал, что имела в виду Труска, когда она сказала, живя, можешь быть также мертвым.
— Лартен не хотел бы этого, — пробормотала она в мое ухо, пока я уставился на ввалившиеся глаза в зеркале. — Он любил жизнь. Он хотел бы, чтобы ты любил ее также. Что бы он сказал, если бы он увидел этот живой-но-мертвый взгляд, который ухудшится, если ты не остановишься?
— Он … он… — проглотил я глубоко.
— Пустота бесполезна, — сказала Труска. — Ты должен заполнить глаза, если не радостью, то печалью и болью. Даже ненависть лучше, чем пустота.
— Мистер Крэпсли сказал мне, что я не должен потратить свою жизнь впустую на ненависть, — сказал я быстро, и понял, что это был первый раз, когда я упомянул его имя, начиная с приезда в цирк уродов. — Мистер Крэпсли, — сказал я снова, медленно, и глаза в зеркале сморщились. — Мистер Крэпсли, — выдыхнул я. — Лартен. Мой друг. — Мои веки теперь дрожали, и слезы собрались на краях. — Он мертв, — застонал я, поворачиваясь, чтобы встать перед Труской. — Мистер Крэпсли мертв!
С этим я бросился в ее объятия, обхватил руки вокруг ее талии, и завопил, наконец, найдя слезы, чтобы выразить мое горе. Я плакал долго и тяжело, и солнце поднялось новым утром прежде, чем я закричал и скользнул к полу, где Труска подсунула подушку под мою голову, и напевала странную, грустную мелодию, когда я закрыл глаза и заснул.
ГЛАВА 3
Это был холодный, но сухой март — заполненные звездами ночи, белые как мороз рассветы и острые синие дни. Цирк уродов выступал в большом городе, расположенном близко к водопаду. Мы были там уже четыре ночи, и пройдет еще неделя прежде, чем мы поедем дальше — много туристов приезжало на наши показы, а так же жители города. Это было занятое, выгодное время.