— Не врёшь? — спросил Афанасий, в упор глядя на плутоватую физиономию рабочего.
— Какой толк мне врать, — обиделся рабочий и потерял интерес к беседе.
Дуровцы переглянулись.
— Да наклюкался он, — убеждённо проговорил Лазутин. — Валяется в отрубе… Что с алкаша взять.
— А как выглядели эти… из машины? — обратился Афанасий к рослому рабочему.
— Обыкновенно. Один длинный, как мачта, другой толстый… лицо такое масляное, словно вазелином намазанное, — ответил рабочий. — Сразу видать — начальник.
— И долго они разговаривали?
— Долго. Горячились больно. Потом посадили Коську в машину.
— О чём говорили — не слышали?
— Далеко было.
Поняв, что мужики больше ничего не знают, Афанасий скомандовал:
— К машине! Поехали к «капитану». — И первым пошёл к дороге.
Компания мусорщиков, видно, пропустив ещё по рюмке, развеселилась. До дуровцев долетел раскатистый смех, звуки губной гармошки и слова блатной песни:
Ах, милая, бедная мама,
Зачем ты так рано ушла?
Со светом простилася рано,
Отца подлеца не нашла…
Уже подъезжая к посёлку, Николай сказал:
— Не нравится мне это. Эти друзья. Не слишком ли их много для одного собирателя бутылок?
Ему никто не ответил, но Афанасий сказал, продолжая свои мысли вслух:
— Сам назначил встречу и не явился.
— Он передумал, — отозвался Лазутин.
— Тут что-то не то, — покачал головой Воронин и задумался.
Его сомнения подтвердились.
Машину, как и в прошлый раз? оставили у хозяйственного магазина и прошли к дому «капитана». Калитка была открыта. Вечером прошёл мелкий дождик, и было сыро.
Они вошли в крыльцо, и Афанасий толкнул дверь. Она была не заперта и легко подалась. Дуровцам показалось, что в доме раздался какой-то стук. Они прислушались, но звук не повторился. Очутившись в террасе, друзья огляделись. Краска на полу, в местах, где часто ходили, была полустёрта, стены, обитые оргалитом и покрашенные, кое-где отдулись от протечек. В углу заметили большую корзину, сплетённую из очищенного лозняка, полную разного тряпья. Другая корзина, похожая на те, в которые собирают картофель, была доверху наполнена вымытыми бутылками. Обитая дерматином дверь, ведущая в дом, была приоткрыта. Другая, тесовая с окошечком наверху, державшая на покорёженных петлях, вела в кладовку.
Николай толкнул её и заглянул внутрь.
— Это чулан, — сказал он, закрывая дверь и морща нос. — Ну и запашок у «капитана».
— Сивуха? — спросил, рассмеявшись, Владимир Константинович.
— Нет, плесенью и мышами пахнет.
— Ну, это не летально…
Афанасий открыл дверь в дом, встал на пороге и громко спросил:
— Есть кто живой?
Ответа не последовало.
— «Капитан», ты где?
Снова молчание.
— Да дрыхнет он после пьянки, — махнул рукой Владимир Константинович. — Заходи!
Они переступили через порог и очутились в небольшой прихожей с одним окном. На стене рядом с дверью висела вешалка со старой одеждой, в углу валялись небольшие пластмассовые разноцветные ящички, на широкой лавке стоял пресс для выжимания сока, матово блестел лужёный бидон, валявшийся на боку у входа. Прихожая была пуста.
— Никого, — пробормотал Афанасий, носом втягивая воздух. — Но вином разит…
Они прошли в смежную комнату. Дощатый пол не был подметён и на нём были разбросаны клочки мелко порванной бумаги, шерстяной носок, обрывки толстых ниток. На столе стоял пустой графин, гранёный стакан и высокая бутылка тёмного стекла. На диване, накрытый стёганым одеялом, скрывавшим лицо, лежал человек. Босая нога, высунувшаяся из-под одеяла, свешивалась на пол, почти касаясь его.
— Ну, что я говорил, — произнёс Лазутин. — Мертвецки дрыхнет после принятия на грудь. Разве можно доверять хронам? Это люди пропащие, не отдающие отчета в своих действиях.
Афанасий подошёл к дивану и тихо произнёс:
— «Капитан», вставай!
Но человек не пошевелился.
— «Капитан», уже полдень! Проснись!
Человек не отвечал.
Афанасий взялся за одеяло и откинул его. На него глядели безжизненные глаза «капитана».
— Он мёртв, — произнёс Афанасий, вглядываясь в холодное лицо хозяина дома и касаясь тыльной стороной ладони лба.
К «капитану» склонился Владимир Константинович, взял руку выше кисти.
— Точно. Мертвяк… Но тело не успело остыть. Смерть наступила недавно.
— Как же так, — растерянно проговорил Николай. — Только вчера…
— Отчего же ты умер? — бормотал Владимир Константинович, привычно, как бывший врач, осматривая тело. — Правда, ты уже не молод, организм подорван ежедневным питием, посмотри, какое лицо — хронического алкоголика. Сердце, наверное, подвело. Хватил, бедолага, лишку…
— Выпил какой-то бормотухи, — предположил Николай, указывая на бутылку, стоявшую на столе.
— Стакан пустой, — сказал Афанасий. — На дне остатки какой-то жидкости…
— Он, видать, лежа пил, — сказал Владимир Константинович. — Рубашка на груди мокрая. Пролил, видно. Вином пахнет…
Он подошёл к столу, наклонился и понюхал горлышко бутылки.
— Один к одному.
— Не вяжется, — сказал Афанасий. — Выходит, выпил, поставил бутылку и стакан на стол и пошёл окачуриваться?