Озеро Радости

— А вот это, кстати, нормальная вещь. Как ее записать? Э… Устройство ночного света из капельного э… стекла… Это ж не хрусталь, да? С встроенными в него… э… латунными, да? Это же латунь? Или медь? Латунными запишу… Фигурками женщин… с крыльями бабочек… Нет, крылья бабочек — это лишнее, будут потом ржать, — он вычеркивает что-то в протоколе.

Он протягивает милиционеру ордер на ночник, тот оборачивает его вокруг выполненного в форме сосновой шишечки навершия и закрепляет шнуром.

— Так, оценочная стоимость будет… — продолжает саранча. — Э… для тумбы… э… Ну, скажем, двести условных… А для лампы этой… Я думаю, на косавелло потянет, это ж антиквариат…

Жаргонное выражение, употребленное судебным исполнителем, внезапно выводит Ясю из ступора: она начинает понимать, что происходит поедание саранчой бесценных предметов ее детства. И она произносит отчетливо и спокойно:

— Так. Руки на хер. От фей убрали. Оба.

— Ядвига! — вскрикивает тетя Таня. — Ты что!

Милиционер удивленно поворачивается к ней. А девушка справляется с собой и произносит, подавляя частыми выдохами напор поднимающейся из легких ярости:

— Вещь. Эту. Не трогайте. Не трогайте эту вещь!

— Ядвига! — снова вскрикивает тетя Таня. — Не морозь!

Яся подходит к ночнику, с некоторым усилием разрывает льняной шнурок, складывает ордер в два, четыре, восемь раз и рвет, рвет на мелкие кусочки — медленно и тщательно.

— Не проблема, — усмехается саранча своей парализующей волю улыбкой, и у Яси мелькает быстрая мысль о том, как странно, что человек может успеть стать таким говном в такие юные годы — обычно для этого требуется некоторая работа возраста. А зеленый с искрой продолжает: — Ордера вы можете рвать сколько угодно, главное опись в протоколе, гражданка.

— Вы не можете! Забрать! Это! У меня! — выдыхает Яся.

Ей хочется добавить, что ни один суд, ни один судебный исполнитель, ни один милиционер не может отнимать у человека детство и просто даже залезать туда, где живет мама.

— В чем дело? Вещь вам не принадлежит? — приподнимает бровь саранча. — Я же уточнил с самого начала, все ли в помещении находится в вашей собственности. С этого начали. Это не ее лампа, да? — он обращается к тете Тане. — Не вашей дочки?

Слово «дочка» запускает в мозгу тети Тани сложную и неочевидную реакцию. Кроме того, у нее, видно, своя история отношений с этими феями и цветными стеклышками. Потому что она сжимает губы в узкую полоску, раздувает ноздри и выдает с нарастающим нажимом:

— Это — вещь исключительно этой девушки. К нашему быту в доме она не имеет никакого отношения. Это ее личный… осветительный предмет… доставшийся ей от мамочки…

— Ага, — удивленно говорит судебный исполнитель.

Ему странно, что, имея возможность сохранить в интерьере очевидно дорогую вещь, гражданка, приглашенная в качестве понятой, почему-то от этой вещи избавляется.

— Не трогайте, не трогайте, не трогайте, — как заклинание повторяет Яся.

— Мы и не будем ее трогать, — поднимает руки вверх судебный исполнитель. — Вы что думаете, мы ее сейчас заберем? Я и сержант, да? Нам она не нужна. Наша задача — включить ее в опись. Это значит, что ваше право собственности на предмет приостанавливается, вы не сможете ни продать, ни поменять, ни подарить эту вещь. На нее наложен арест. Только и всего!

Саранча несколькими движениями лапки завершает протокол, получает рассеянный автограф тети Тани и, шелестя целлофановыми крылышками, улетает из флигеля. Яся живет рядом с арестованными феями, вьющимися над арестованной тумбочкой. Она стирает с арестантов пыль.

Через две недели, вернувшись с прогулки по городу, она обнаруживает на их месте прямоугольное пятно в полу. Ковровое покрытие тут не выцвело, навсегда закрепляя память о вещах, отправленных в ссылку за хозяина. Глупо, конечно, было верить саранче.

Оставленный на ее кровати ордер сообщает, что, поскольку ответчица по делу номер 2233-23-1КР не компенсировала установленный судом Фрунзенского района ущерб, ее вещи обращаются в доход государства, а по месту прописки будет направлен исполнительный лист о взыскании одной третьей части ее доходов для компенсации назначенного судом наказания, которое будет производиться до момента полного погашения долга в сто двадцать шесть миллионов рублей с учетом индексации.

х х х

— Нет, ну ты, конечно, можешь подать апелляцию. — Юный Габсбург указательным пальцем размазывает пивную пену по усам.

Они сидят в «Пене дней» — эльзасском пивном ресторане возле Ратуши. По залу мечутся одетые в рейнском стиле официантки. Местные воспринимают их как немок и убеждены, что Эльзас — это столица Баварии. Слово «Виан», обильно присутствующее на стенах в виде французских цитат, любители пива относят к малоизвестным в Минске разновидностям вина.

За годы, прошедшие с момента их предыдущей встречи, Костик успел стать похожим на Портоса. Только вместо плаща и шпаги — костюм выпускника юрфака, в котором уже начинает поблескивать искра.