Озеро синих гагар

— У-у-у-у-у! У-у-у! — отвечали волки. — По всем полям, лесам, деревням мы бегали, каждый след нюхали — нигде Катерины нет.

— Кар-р-р! Кар-р-р! — каркали вороны. — И мы за сто верст леса и деревни облетели — нигде Катерины нет.

Прошла масленица. Повисли с крыш ледяные сосульки. Растаяли снежные сугробы. Вскоре в лесах подснежники зажелтели. Мужики на пашни поехали. Вот уже на березах, на тальниках и вербах листочки появились. Славно стало в лесу: птицы щебечут, матушка-земля в солнечном тепле парится, в талой воде моется.

В мае на Баской горе расцвела черемуха. Как раз заря занималась. Только первый солнечный луч на гору упал, весь куст черемухи словно белым облаком затянуло. В тот же час под кустом ход открылся. Вышли оттуда Игнатко и Катя. Оба веселые, счастливые..

Посмотрел Игнатко на небо, белую черемуху взглядом окинул.

— Ну, Катюша, вот и наша пора пришла.

Взялись они оба за руки. Игнатко снова какие-то слова прошептал. Закачалась черемуха, полетели с нее белые лепестки, как лебяжий пух.

На том месте, где молодая пара стояла, лебедь с лебедушкой оказались.

Взмахнули лебеди крыльями и поднялись в небо.

Покружили, покружили над деревней, в камыши опустились.

Ах, Игнатко, Игнатко! Надо было ему со своей подружкой на другие озера лететь, а он не хотел родного места покинуть. Не знал он, что Баская гора перестала охранять их.

Увидел на озере лебедей Горбун. Люди смотрят на лебедушек, радуются, а он в дом побежал, растопил печь, варево сварил и начал гадать: что за лебеди, откуда тут появились? Так узнал Горбун Игнаткову тайну. С той поры хлеба не ел, щей не хлебал, ночей не спал — на лебедушек охотился. Изготовил из ясень-дерева самострел, тетиву из волчьих жил натянул, стрелу наточил. По вечерам и по утрам на берегу сидел, караулил. Но лебеди близко не подплывали, держались возле камышей.

Осенью, как и прежде, потянулись в небе стаи журавлей.

Курлы-ы, курлы-ы! До свидания, до будущей весны!

А однажды поднялись и наши лебеди.

Взлетели в чистое небо, закружились над озером, но потом, видно, с деревней захотели попрощаться. Дали круг по-над берегом и только второй начали, тут их Горбун и сцапал. Натянул тетиву, аж самострел затрещал, и как только лебеди с ним поравнялись, пустил вверх стрелу.

Вскрикнула лебедушка, упала на землю. Стрела ей в самую грудь угадала.

Накинулся на нее Горбун, начал тело зубами рвать.

Громко закричал лебедь. Будь Игнатко человеком, не дал бы подругу в обиду. А что лебедь сделает? Он птица гордая, вольная, но, кроме крыльев, нечем ему себя защитить.

И все-таки, хотя и силен был Горбун, дружба и вольность лебединая оказались сильнее.

Залетел лебедь выше облаков, крылья сложил и, словно камень, бросился вниз, на то место, где лебедушка упала. Так ударился, что берег дрогнул и по озеру, как в бурю, волны заходили. Горбуна глубоко в землю вбил, а Катю крылом прикрыл и тут же в камень превратился.

С тех пор и лежит на берегу нашего озера Лебедь-камень.

Весной, когда другие лебеди к нам прилетают и кружатся над бугром, где камень лежит, так и знай: это они Игнатку и Кате кланяются.

А у нас в обычай вошло: кто подружку себе на Лебедь-камне выбрал, у того дружба на всю жизнь крепкая и верная.

Ой ты, белый лебедушко!
Ты, родимый наш батюшко!
Бережешь ты нашу любовь чистую,
Сохраняешь дружбу верную!
Ой ты, белый лебедушко!

Серебристая шкурка

В ту зиму снегу выпало много. Крайние к поскотине избы замело до самых труб. Выедешь в поле — лошадь в сугробе вязнет, не только воз, а пустые дровнишки еле вытаскивает. В прежние зимы, бывало, в осинниках и в березовых колках весь снег следами прострочен: тут тебе и заячья тропа, и горностаева стежка, и мышки-полевушки мелкая вязь, и черного тетерева лапчатая поступь. А на этот раз под сугробами вся живность попряталась, лес опустел. Голодные волки каждую ночь начали в деревню бегать.

Вон там, видишь, где речка течет, под самым скатом бугра, стоял двор Емели Куяна. Мужичонка он был бедный, хоть и знал всякое ремесло. Пимы скатает. Сапоги протачает. Корзину сплетет. Дугу согнет и любо-дорого как изукрасит! А на богатство талану не было. Избенка покосилась. Плетни стояли, как пьяные. Сам зиму и лето в рваном тулупе ходил. Пить не пил, сладко не ел, а заработанные копейки, как вода в решете, не держались.

У этого Емели Куяна был сынишка Федот. Парень как парень. Ростом и здоровьем не был обижен, а характер весь в отца. Иные парнишки, бывало, на улице в шарик либо в бабки играют, а он дома сидит, чего-нибудь мастерит.

Вся утеха у него только в том и была, что с Кудрей возиться.