Одной рукой поддерживая его, Кейт расстегнула ему пуговицы на пижаме. Шея и лицо его сначала покраснели, а потом приняли ужасающе пурпурный цвет, его затрудненное дыхание переходило в протяжный мучительный рев, глаза закатились, и, хотя Кейт никогда в жизни не приходилось быть свидетелем острого сердечного приступа, инстинктивно она поняла, что это был именно он.
Она осторожно вытащила руку и побежала звать Брайди. Увидев испуг в глазах Кейт, девушка попыталась прорваться в комнату, но старшая сестра с решительной твердостью сказала:
— Нет, милая, лучше вызови доктора Килиана. Скажи ему, что у папы приступ. Только, пожалуйста, скорее. И вот еще что, Брайди, — прибавила она, в то время как та бросилась к телефону: — Потом позвони Деннису в «Лэйкстрэнд» и скажи, что папа заболел и мы обе должны находиться при нем, поэтому я не смогу пригнать машину сегодня вечером.
Для обеих сестер начались напряженные дни и ночи перемежающихся надежд и отчаяния, пока отец боролся за свою жизнь и собственными силами, и при помощи всевозможных медицинских средств.
Временами он приходил в сознание и был в ясном уме, в другое же время под воздействием сильных препаратов уносился в мир, в который они не могли последовать за ним, и им оставалось лишь ждать и быть начеку.
В тот первый вечер они очень боялись услышать от доктора Килиана слово «больница». Но хотя, к их величайшему облегчению, он не произнес ничего подобного, врач все же предупредил, чтобы они не исключали такой возможности. В то же время он пригласил к ним сиделку, и сестрам попеременно с нею надлежало день и ночь дежурить у постели больного. Уходя, доктор Килиан прибавил:
— Было бы неплохо, если бы вы сообщили Норе. Вы меня понимаете?
Значение этих слов не ускользнуло от Кейт.
— Папа действительно так плох? — спросила она.
— Боюсь, да. И Нора должна знать об этом. Но если она не будет настаивать, не заставляйте ее приезжать сейчас. В таком состоянии, как теперь, он ее вряд ли узнает, так что пусть лучше пока остается у мужа. — Доктор Килиан помолчал, потом взял в руки дрожащий подбородок Кейт. — Вы, Кейт, жестоко вините себя в том, что произошло сегодня утром. Не так ли?
— Да.
— Не нужно. Вы не могли предвидеть этого. И не смогли бы предотвратить. И вы также не должны позволять заниматься самобичеванием Ригану и Берку. Потому что это могло случиться с ним в любое другое время и при других обстоятельствах. И кто знает, Кейт, какие из них оказались бы хуже?
— Да, это, конечно, так… — Но мысли Кейт были заняты сейчас Деннисом — она представляла, как ей придется его утешать, если после утреннего происшествия отец умрет.
Все проявляли к ним сочувствие. Конор приостановил шумные работы на строительстве площадки для гольфа и освободил Брайди от работы на неопределенный срок. Он звонил дважды в день — утром и вечером, предлагая свою помощь и интересуясь, не нужно ли им чего-нибудь в Корке, в Мора-Бег или в самой деревне.
Каждый день миссис Берк присылала обеим девушкам и сиделке приготовленный на кухне «Лэйкстрэнда» ленч в горячих судках, и дважды в неделю их белье забирали в прачечную отеля и возвращали чистым.
На почте ежедневно вывешивали листок — нечто вроде бюллетеня, — в котором докладывалось, как «Сам» борется с приключившейся с ним напастью.
Ребята Хинана, хотя их никто и не просил, прекратили гонять на мотоциклах. Старший О'Шиэз вызвался рубить для сестер дрова и привозить им торф, а младшие наперебой выражали готовность накормить кур. А Деннис каждый день приплывал с острова посидеть у изголовья профессора или вывести прогуляться Брайди или Кейт, не понуждая ее при этом отвечать на его вопрос.
Проведя два дня в полной коме, профессор пришел в себя, с тем чтобы снова погрузиться в бессознательное состояние и потом вновь очнуться. Однажды он принял Брайди за мать, называл ее именем жены и разными ласковыми словами. Поначалу испугавшись, Брайди решила все-таки подыграть ему, а потом горько рыдала в объятиях Кейт, представив, что было бы, если бы Кейт и Конор в свое время вовремя не остановили ее.
Кейт утешала ее как могла:
— Детка, если бы ты тогда уехала, отец простил бы тебя.
Но Брайди знала, что сама не смогла бы простить себе этого, и продолжала сокрушаться.
Иногда профессор начинал вдруг говорить по-гэльски, не обращаясь ни к кому конкретно, его, казалось, радовала сама мелодика этой напевной речи. А однажды он все-таки полностью узнал Кейт, хотя, судя по всему, напрочь забыл о ее разрыве с Бэзилом Кентом.
— Ты, быть может, не захочешь послушать меня, но ты совершишь большую ошибку, если выйдешь замуж за этого парня из Англии, — сказал он ей.
— А я и не собираюсь, папа.
— Если ты говоришь это, только чтобы успокоить меня, то не нужно. Не то чтобы я был против того, что он англичанин. Твоя мать тоже была англичанкой… Но он тебе не подходит. Лучше, если бы ты огляделась по сторонам здесь, на озере. Разве я не говорил тебе этого раньше?
— Говорил, папа, только…