Озеро тьмы

Мартин кивнул. Его поразили слова Тима. Именно такое ощущение у него было сегодня утром, когда он размышлял, насколько мала вероятность того, что встреча в лесопарке вообще бы состоялась.

— Это цитата?

— Арнольд Беннет[19].

— Человечество идет по тонкому льду над ужасающей бездной… — Разумеется, никаких неизбежных пропастей не существует, просто редкие неглубокие канавы, подумал Мартин. Писатели склонны преувеличивать. — В таком случае, может, мы займемся бумагами?

— У меня налоговое уведомление почти на пять сотен фунтов. Это какая-то ошибка, да?

Мартин достал папку с документами Тима. Он уже изучил налоговое уведомление. Тим хотел знать, положена ли ему налоговая скидка за использование своей машины и облагается ли налогом платный абонемент в библиотеку. На вопрос о машине Мартин ответил отрицательно, на вопрос о библиотеке — утвердительно, затем задал Тиму несколько вопросов и сказал, что подаст налоговому инспектору апелляцию относительно уведомления на пятьсот фунтов. Больше сказать было нечего — по делу. Тим курил вторую сигарету.

— Как поживаешь, любовь моя? — спросил Тим.

— Нормально, — осторожно ответил Мартин. Вот оно, приближается. Он нервничал, не мог представить, как произносит эти слова, и его раздражала даже мысль об удивлении Тима, о его восхищении, о восторженных поздравлениях. И ответил бодрым тоном, который ему самому показался искусственным: — Уложил в квартире ковровое покрытие, то самое, о котором я тебе рассказывал.

Мартин почувствовал, что краснеет. Но лицо Тима оставалось абсолютно серьезным, заинтересованным и внимательным.

— Понимаешь, — прибавил Урбан, — моя жизнь не слишком богата волнующими событиями.

— Как и у всех нас…

Сейдж умолк. Мартину его молчание показалось выжидательным. Затем он потушил сигарету и встал. Обнаружив, что затаил дыхание, Мартин выпустил воздух из легких, так чтобы это было похоже на вздох. Тим посмотрел на него.

— Ладно, не буду тебя задерживать. На следующей неделе я устраиваю вечеринку, в субботу, двадцать пятого числа. Есть шанс, что ты будешь свободен?

Предложение застало Мартина врасплох.

— Вечеринку?

— Ну, ты должен знать, что это такое, — сказал Тим. — Собрание или развлечение, когда несколько человек встречаются в частном доме, чтобы повеселиться, поесть, выпить и так далее. Пир. Праздник. В данном случае мы будем отмечать мой тридцатый день рождения, тридцать впустую потраченных лет, мой Ливингстон. Приходи.

— Хорошо. Я хочу сказать, что обязательно приду. С удовольствием.

— Место не самое лучшее — в отличие от еды. Часов в семь?

После ухода Тима Мартин почувствовал облегчение и даже радость. Сейдж ни о чем не спросил. Даже не упомянул о футболе или азартных играх, не говоря уже о тотализаторе, и практически не говорил о деньгах. Возможно, Тим забыл, что познакомил друга с тотализатором. «Что за глупость — подумал Мартин, — думать, что он обязательно спросит, а я буду обязан его отблагодарить». Как будто он мог дать товарищу денег — или даже предложить. Все то время, пока Тим был здесь, Мартина не покидало ощущение, словно он идет по тонкому льду над той самой бездной, хотя на самом деле все обстояло совсем не так — лед был в несколько дюймов толщиной и достаточно надежен, так что на нем можно было кататься на коньках.

Вошла Кэролайн и передала просьбу Клайва Вед-мора вернуть литературу по программе «Сберегай, зарабатывая», которую Мартин брал у него днем раньше.

— Мистер Сейдж очень привлекателен, правда? — сказала Кэролайн. — Он напоминает мне Нуриева[20], только моложе.

«Тебе от этого мало проку, моя дорогая», — вертелось на языке у Мартина. Грубости этой мысли оказалось достаточно, чтобы он покраснел — второй раз за сегодняшний день.

— Будь хорошей девочкой, забери пепельницу, ладно?

— Пахнет, как во Франции.

Она унесла пепельницу, с наслаждением нюхая ее, словно розу.

Еще час или около того Мартин сражался с налогами строителя, а затем поехал по Прайори-роуд к табачной и газетной лавке, которую держала семья Бхавнани. Он пытался представить себя на месте миссис Бхавнани, вообразить, что она будет чувствовать через пять минут, когда поймет, что есть человек, которому не все равно, который намерен дать ее сыну жизнь, здоровье и будущее. Возможно, заплачет. Мартин полностью погрузился в фантазии о том, что произойдет, когда он передаст свое предложение, пока не вспомнил, что добро следует творить тайком, чтобы правая рука не знала, что делает левая.

Это была старомодная маленькая лавка. Когда Урбан открыл дверь, звякнул колокольчик и откуда-то из глубины дома появилась миссис Бхавнани в зеленом сари, поверх которого был надет ярко-синий вязаный кардиган. Ее смуглое лицо, испещренное морщинами, печаль которого контрастировала с яркими красками одежды, стало еще мрачнее, когда Мартин сказал, что желает поговорить с ней наедине. Она перевернула табличку на двери лавки, чтобы с улицы читалось «Закрыто». Слегка запинаясь, Мартин объяснил, зачем пришел.

— Вы врач и хотите сделать операцию Суме? — спросила миссис Бхавнани.