Финн понял. Мартин Урбан хотел, чтобы, когда дело будет сделано, он убрался отсюда, причем подальше. Он не понимал, насколько нелепо предлагать Лене какой-нибудь маленький городок — Лене, которая совсем сойдет с ума без своей драгоценной крошечной квартиры, разделенной на отсеки, единственной, в которой она может жить, без своих друзей, без миссис Гогарти, мистера Брэдли и мистера Берда. Финна так и подмывало сказать Мартину Урбану, чтобы тот заткнулся, подумал, оглянулся вокруг себя, однако он не стал этого делать. Сидел молча и безучастно, пока тот рассуждал о заключениях оценщиков, безусловном праве собственности, палисадниках и разделительных перегородках. До него постепенно доходило. Мартин Урбан, подобно Кайафасу, был убежден, что подобные разглагольствования о приземленных, безобидных и практических вещах заслонят от него чудовищность того, за что он собирался заплатить несколько тысяч фунтов.
Наконец Мартин умолк — чтобы перевести дыхание, а может, в ожидании каких-либо знаков одобрения. Финн встал, кивнул и молча удалился. Никаких указаний он не получил, однако ничуть не сомневался, что они будут даны ему позже.
Над перекрестком Арчуэй в воздухе кружили миллионы легких, пушистых снежинок, которые, словно светлячки, роились в свете желтых уличных фонарей.
Глава 16
Посылку с первой порцией денег привезла Финну служба экспресс-доставки. Мужчина в зеленой униформе вручил ее у входной двери. Финн взял сверток и поднялся наверх. По субботам в доме на Лорд-Артур-роуд пахло тушеной фасолью и марихуаной — в отличие от остальных дней недели, когда пахло тухлой фасолью и марихуаной. Финн развернул посылку и стал считать деньги, когда услышал, что по лестнице спускается Лена. Ее шаги звучали почти весело. Мистер Бёрд пригласил ее на собрание теософского общества. У Лены было мало знакомых мужчин, и это ее взволновало. Финн открыл свою дверь.
— Ты приведешь его с собой?
Со слабой, немного напряженной улыбкой она сказала, что не знает. Ей бы этого хотелось; она его пригласит. Ее глаза сияли. Лена надела розовато-лиловое платье с кружевами, а поверх красный плащ, отделанный жатым шелком. Если наполовину прикрыть глаза, то можно подумать, что перед тобою молодая девушка… хотя нет, скорее призрак молодой девушки. Она была похожа на бабочку, с крыльев которой слетела почти вся пыльца, поблекшую трепыхающуюся бабочку или увядший лист. Лена взяла Финна за локоть и заглянула ему в лицо, словно это он родитель, а она ребенок.
— Ладно, — сказал Финн и сунул ей в руки пачку купюр, сорок или пятьдесят фунтов. — Тогда купи что-нибудь к чаю.
От нее пахло камфарой, как от воскресшей невесты из сказки — девушки, которая пятьдесят лет пролежала в сундуке. Перегнувшись через перила, Финн смотрел, как она спускается по лестнице, засовывая деньги в свою сумочку-мешочек и карманы плаща, при этом умудрившись не уронить ни одной. Снова богатая, снова молодая, снова в здравом уме, она шла по грязному тротуару на свидание со своим поклонником-экстрасенсом. Финн вернулся в свою комнату.
Спрятав деньги в пакет под матрасом, где лежали остальные, он снова вспомнил о рекомендациях Мартина Урбана. При мысли о Лене, которая живет одна в маленьком городке далеко от Лондона, его губы растянулись в презрительной улыбке. На мгновение он представил, что ее разлучают с Лорд-Артур-роуд, единственным местом, где она находила редкие минуты счастья и покоя, разлучают с ним и с ее любимыми друзьями, с магазинами подержанной одежды, с ее маленькой и уютной, разделенной на отсеки квартирой. Он подумал о жестоком безумии, которое обрушится на нее, когда она почует свежий воздух и ветер, когда будет тщетно цепляться за ускользающий сон в просторной спальне бунгало.
Как бы то ни было, Мартин Урбан говорил о переезде Лены в деревню вовсе не потому, что искренне верил, что Финн на эти деньги купит ей дом. Его рассуждения о покупке дома были очень похожи на воспоминания Кайафаса о родине и на сожаление Энн Блейк, что он ее покинул. Они, эти слабые людишки, не могли простыми словами выразить свои желания. Финна это удивляло. Ему казалось, что он способен прямо сказать, устремив на собеседника взгляд своих водянистых голубых глаз: «Убейте эту женщину, этого мужчину», — если, конечно, предположить, что он окажется в невероятной ситуации, когда придется просить об этом кого-то другого.