— Что с того? – спросил муж.
— Да то, что в таком случае ваше проклятие повиснет в воздухе – и никто знает, на чью голову оно падет! Не позволить столь страшному проклятию исполниться совершенно – очень опасное дело. С подобными вещами нужно обращаться как можно осторожнее. И коль скоро я не могу отговорить вас от высказанного желания, то могу ли я, по крайней мере, просить вас смягчить наказание?
Тут она принялась вздыхать так тяжко, что сердце у ее супруга едва не разорвалось от жалости, и он пробормотал, очень тихо, в надежде, что на сей раз духи не разберут ни слова:
— Хорошо, пусть будет не пятьсот лет, а четыреста пятьдесят – четыре раза по сто, согласно числу евангелистов, и еще полстолетия в довесок, как делают все, кто дает деньги в рост, и нечестные торговцы, и враги Христова имени…
— Пожалуйста, — прошептала она, — убавьте еще немножко… Отнимите от назначенного срока хотя бы два десятка…
И, к своему великому разочарованию, он услыхал – уже совсем из дальней дали, с края леса, все то же приглушенное расстоянием карканье:
— Поняли, поняли!.. Четыреста тридцать лет! Четыреста тридцать, а не пятьсот! Четыреста и еще полстолетия за вычетом двух десятков в довесок!
* * *
Сир Керморван не чувствовал на себе никакой вины из–за смерти Сакариссы. Он явился в Рюстефан и выразил соболезнование ее мужу, как и полагается доброму соседу, однако держался при этом весьма рассеянно и не расспрашивал о подробностях. Желая утешить вдовца, он добавил:
— Она в любом случае вряд ли пережила бы первые роды – дурно была сложена, так что потерю вашу великой не сочтешь.
Такое бессердечие заставило многих заскрежетать зубами, однако сам вдовец оставался на диво спокоен и даже поблагодарил Эрвана за проявленное сочувствие.
— Вы заметили? Он улыбнулся! – прошептала одна добрая женщина другой прямо на ухо. – Где это видано, чтобы вдовец, заслышав такие речи, улыбался? А ведь как он ее любил, эту Сакариссу! Лично я теперь ничему не удивлюсь, дорогая соседка.
И та была с нею полностью согласна.
Спустя несколько лет сир Керморван нашел себе супругу – дочь барона, с которым встретился на турнире в Ренне и у которого позднее гостил. Баронской дочери было пятнадцать лет, ее звали Сибильда, и у нее были совершенно золотые волосы. Сир Керморван был полностью очарован ею. Весь вечер, пока длился пир, он не сводил с девушки глаз, а наутро устроил так, чтобы задержаться еще на несколько дней. Барон ничего не имел против и даже устроил соколиную охоту, после которой и состоялся примечательный разговор.
Эрван де Керморван начал с главного и сказал прямо:
— Мне весьма полюбилась ваша дочь, сир, так что я не прочь взять ее в жены.
— Моя дочь? – Барон чрезвычайно удивился, услышав такое. Он призвал к себе Сибильду и несколько минут пристально разглядывал ее, после чего отослал прочь и только после этого произнес: — Но ведь моя дочь еще совсем маленькая девочка! Удивляюсь, как вы этого не увидели.
— А я удивляюсь тому, чего не видите вы, барон: домнилла Сибильда давным–давно выросла и стала взрослой! – возразил Эрван.
— Давным–давно? – прищурился барон. – Это с какого же, позвольте узнать, времени вы отсчитываете ваше «давным–давно»?
Но сбить Эрвана с толку оказалось трудным делом.
— С того часа, как я впервые увидел ее, — ответил он спокойно. – Я полюбил вашу дочь и, говорю вам, желаю взять ее в законные супруги. Не вижу причин отказывать мне: я знатен и нахожусь в родстве с лучшими фамилиями Бретани, а Керморван – превосходное владение.
Барон помялся немного.
— Скажите, правда ли то, что говорят о вас глупые люди?
— Глупые люди болтают много вздора, — сказал Эрван. – На то они и дураки – таково уж их предназначение на земле; а иначе дураками пришлось бы быть кому–нибудь другому, хоть бы и нам с вами.
— Доходили слухи, будто из–за вас умерла молодая женщина, — продолжал барон.
Удивление Эрвана при этих словах было таким глубоким и искренним – а он и в самом деле даже не подозревал о той роли, которую он сыграл в судьбе Сакариссы, — что всякие подозрения барона тотчас рассеялись. Повода отказать сиру Керморвану и впрямь не имелось. Что касается Сибильды, то она даже захлопала в ладоши от радости, едва лишь заслышала о сватовстве.
Она прибыла в замок Керморван за неделю до объявленной свадьбы и расположилась в отведенных ей комнатах с большим числом слуг, расставила там множество своих сундуков с приданым и вообще устроилась наилучшим образом.
Сибильда почти не виделась с женихом. Эрван де Керморван был занят приготовлениями, рассылал приглашения, принимал все новых и новых гостей, а также следил за делами на кухне, где ужасный грохот не умолкал ни на мгновение. Сир Эрван немалое значение придавал яствам и за предсвадебные дни измучил поваров придирками до полусмерти, так что один из них даже пытался покончить с собой и был остановлен только в самый последний момент.