Озеро Туманов

— Сир де Мезлоан и сир де Керморван! Возьмите новые копья и проведите второй поединок!

Юные рыцари приблизились к нему и сконфуженно признались в том, что у них закончились копья.

— Ибо мы оба весьма небогаты, мессир.

Герольд посмотрел на них с насмешкой.

— Выиграв турнир, вы можете приобрести немалое богатство, мессиры. Впрочем, вы и так уже завладели доспехами сокрушенных вами рыцарей.

— Увы, — сказали на это оба Алена, — вместе с рыцарями мы сокрушили их копья, так что нам действительно нечем сражаться. Что касается поединка на мечах…

— Нет, — оборвал герольд, — этого не будет, поскольку бой был объявлен дружеским, а не до смертного исхода. Таким образом, я вынужден объявить вас победителями обоих. И каждый из вас получает право объявить королевой турнира приглянувшуюся вам даму и вместе с нею открыть пиршественные торжества.

Оба Алена одинаково побледнели. У них все внутри похолодело, ибо они поняли, что сейчас произойдет нечто непоправимое: ведь каждый желал бы назвать королевой турнира даму Авуазу де Муазен, а это противоречило бы их договору не обращать на нее внимания.

Дама Авуаза уже ожидала мгновения своего торжества. Вот–вот оба прекрасных юных рыцаря приблизятся к ней и возьмут ее под руки с обеих сторон. Это будет свежо и ново: никогда еще не случалось так, чтобы на турнире было двое победителей, да еще таких красивых, таких доблестных – и так одинаково влюбленных в одну и ту же даму.

Но произошло нечто совершенно неожиданное. Держа венки на концах своих сломанных копий, победители медленно двинулись по ристалищу, обводя глазами сидящих дам. И сир Ален де Керморван вручил свой венок какой–то немолодой дурнушке, которая едва не потеряла сознание от волнения и неожиданности, а сир Ален де Мезлоан, не желая ни в чем отставать от друга, поступил со своим венком точно так же.

И обе дамы возглавили торжественное шествие и сидели во главе стола во время пиршества.

Затем юноши вернули их – одну мужу, другую старшему брату, — и, полные горечи, отправились в отведенные им комнаты.

Каково же было их удивление, когда они обнаружили там гостя!

Некий человек, одетый монахом, с низко опущенным капюшоном, сидел на широкой кровати и смотрел в пол. Заслышав шаги, монах этот встал, повернулся навстречу вошедшим, откинул назад капюшон – и перед юношами предстала дама Авуаза.

— Что ж, — проговорила она, и от звука ее голоса сердца друзей размягчились и потекли, как мед, — вот я и пришла за своей наградой, мои юные мессиры. Ведь вы одержали эту победу ради меня, не так ли?

— Да, — сказал Ален де Керморван, не в силах больше удерживать в себе правду.

А Ален де Мезлоан, который держался крепче своего друга, упрямо сказал:

— Вовсе нет.

Авуаза негромко рассмеялась и сбросила с себя плащ. Тут уж оба молодых рыцаря зажмурились, ибо дама под плащом была совершенно обнаженной, и ее нагота сверкнула перед ними, точно молния.

— Я пришла за своей наградой, — повторила Авуаза, — и я получу ее, иначе обоим вам несдобровать.

С этими словами она улеглась на постель и протянула к ним руки. И они не успели даже глазом моргнуть, как мановением волшебства тоже оказались без одежды. И сир де Керморван обнимал даму Авуазу слева, а сир де Мезлоан – справа, и они прижимали ее к себе и тискали, а потом ублажали так, как она им подсказывала, и еще так, как подсказывала им пылающая плоть, и в конце концов все трое в изнеможении заснули, переплетя руки и ноги.

Утро заглянуло в комнату и направило туда длинный широкий луч солнца. В этом луче дама Авуаза лежала такая теплая, гибкая, переполненная земной любовью, что у сира де Керморвана, который проснулся первым, защемило сердце. Он смотрел на нее, и на своего друга, спавшего рядом, и понимал, что его счастье совершенно, так что любое добавление или изменение привело бы к нарушению этого идеального состояния.

А совершенство, насколько было известно сиру де Керморвану, всегда хрупко, ибо располагается на самом острие иглы и способно обрушиться от любого, малейшего дуновения.

Так и случилось. Сир де Мезлоан открыл глаза и простонал:

— Боже, что мы наделали!

А дама Авуаза тоже открыла глаза и улыбнулась сразу обоим:

— Боже, как было прекрасно!

Затем она села и отбросила волосы на спину.

— Вы будете расчесывать мне волосы, — велела она одному, — а вы подадите мне одежду. Я же тем временем расскажу, какое наказание я вам присудила за то, что вы назвали королевами турнира каких–то безобразных старух.

— Говорите, прекрасная дама, — легкомысленно согласились юноши. – Что бы вы нам ни назначили, мы все выполним ради того наслаждения, которое вы подарили нам нынешней ночью.