Озеро Туманов

Берта утерла лицо фартуком и продолжила разбирать белье. Только время от времени она останавливалась, чтобы покашлять или чихнуть, а человек десять слуг сидели и смотрели, как она это делает, потому что все это было им в диковину. И так продолжалось несколько часов, пока наконец они не разошлись.

Вечером, когда Берта уже ложилась спать в своей каморке, к ней вошел Ян. Находился он как раз в том возрасте, когда требовать с него можно было как со взрослого, а отдавать ему как ребенку; возраст этот называется отрочеством и характеризуется немотой и подчинением. Но некоторые люди уже соглашались видеть в Яне полноценного мужчину, и Берта была в их числе.

— Что это ты тут делаешь, Ян? — прошептала она, садясь в кровати. — Разве не видишь, что я умираю?

— Вовсе ты не умираешь, Берта, — сказал Ян, потирая шишку на голове. — И рука у тебя по-прежнему тяжелая.

— Уходи, нечего тебе делать в моей комнате, — сказала Берта. — По виду ты еще мальчик, это верно, но я-то знаю, каков ты на самом деле! А у таких, как ты, ничего хорошего для девушки на уме нет.

— Все, что у меня на уме, весьма хорошо для тебя, Берта, — сказал Ян, — и это вовсе не то, о чем ты подумала. Если бы болезни и вправду происходили от грехов, тебя бы уже давно ели черви. Но это не так, поэтому я и принес тебе лекарство.

- Что ты мне принес? — не поняла Берта, а потом вдруг густо покраснела. — Ах ты, срамник! Ах ты, негодник! Убирайся подобру-поздорову, пока я не позвала на помощь!

— Никто тебе не поможет, кроме меня, — серьезно сказал Ян. — И не кричи, вздорное созданье. Был бы я твоим братом, вздул бы тебя хорошенько, а так поневоле приходится говорить с тобой ласково.

Он сел на табурет рядом с постелью Берты и показал ей маленькую металлическую коробочку с розой на крышке. Роза понравилась девушке, она потянулась и хотела было взять коробочку, но Ян отвел руку.

— Теперь ты по-другому со мной обращаешься? — спросил он. — Я тебе показал красивую игрушку, ты и смягчилась?

Берта даже заплакала от досады:

— Я смягчилась, потому что поверила, будто ты пришел мне помочь! Для чего ты показываешь мне красивую вещицу и не позволяешь даже прикоснуться к ней?

— Потому что это не подарок, — сказал Ян. — Эта вещица — моя.

— Твоя? Да у тебя отродясь ничего подобного не было!

— А вот теперь есть.

— Где ты взял ее?

— Так я тебе и сказал.

Ян раскрыл коробочку. Внутри оказалась густая желтоватая мазь с неприятным запахом.

— Подними рубашку, — приказал Ян.

Берта была так растеряна, что подчинилась, и Ян осторожно смазал ей поясницу. Потом опустил рубашку и велел ложиться.

— Ну что? — спросил он.

Берта помолчала, водя глазами и прислушиваясь к себе.

— Согревает, — прошептала она. — Всю меня согревает. Чудно!

— Ладно, — сказал Ян. — Пойду теперь проведаю Пьера, раз эта штука и впрямь хороша.

Берта приподнялась на локте:

— Погоди, разве ты не знал, что это такое?

— Видишь ли, — Ян замялся, — я только слыхал, что она помогает от «воспалений», но мне, как и тебе, понравилась сама коробочка. А тут вы с Пьером начали хворать воспалением, от которого страдают, но не умирают. Я и вспомнил тот разговор. Дай, думаю, попробую! Любопытно, как она действует и что такое на самом деле это «ценное лекарство». И раз уж тебе эта мазь не повредила, приложу ее и к Пьеру.

— А если бы повредила? — зашипела разгневанная Берта.

— Ты молодая и крепкая, — рассудил Ян, — и заболела совсем не так сильно, как он. Поэтому и опасность для тебя куда меньше. Чтобы женщину уморить, ее нужно законопатить в бочку и выбросить далеко в море, говорит мой отец.

Берта хотела запустить Яну в голову деревянным башмаком, но он увернулся и выскочил из комнаты. От обиды Берта опять заплакала, но скоро приятное тепло от мази разлилось по ее телу, и девушка крепко заснула.

Через несколько дней отец велел Яну пригладить волосы, умыться и надеть чистую рубаху.

— Для чего это? — нахмурился Ян. Зимой он предпочитал мыться как можно реже, да и летом, по правде сказать, это занятие не слишком жаловал.

— Наш господин хочет тебя видеть, — объяснил отец.

Ян кое-как соскреб грязь с лица, расчесал волосы пятерней и побежал в покои сира Врана.

Вран сидел в кресле, закутанный в покрывала из мягких звериных шкур. В который раз уже Ян поразился его благородной красоте — чеканным чертам, гладким волосам. Только красота эта казалась мертвенной и лучше бы выглядела у статуи, нежели у живого человека.

Ян встал на колени и наклонил голову.

— Мне говорили, будто в замке кто-то болен, — произнес Вран. — Так ли это?

Не поднимая головы, Ян пробормотал:

— Это правда, мой господин.

— Кто-то болен, но не умирает? — продолжал Вран.

Ян зажмурился.

— Говори свободно, — приказал Вран, — без утайки.