Озеро Туманов

— Как будет лучше принять их? — спросил Ив. — В зале, под гербами, как властелин, или в постели, во власти сна и нездоровья, как старший их брат, чьи двери всегда открыты?

— Вы ответили на ваш вопрос, мой господин, — сказал Эсперанс. — Потому что эти люди кричат и плачут, и если ваша любовь их не успокоит, всегда можно набросить на плечи плащ и надавать им по голове тяжелой дубиной.

— Да, — сказал Ив, — это будет истинно по-братски. Пусть сперва войдет женщина — она так кричит, что у меня под волосами начинают мурашки бегать.

Женщина вошла, вдруг оробев и сделавшись очень тихой. Человек, кутавшийся на постели в теплое покрывало, показался ей величавым, как статуя в соборе. Она пробормотала что-то себе под нос, низко склонившись в поклоне, а Ив сказал:

— Говори громче, но только не кричи, как только что кричала.

— Я делаю молочное вино, — заговорила женщина, робко подняв голову. — Никто во всей округе такого не умеет. Я продавала его по хорошей цене, когда получалось, и нынешней весной рассчитывала прожить с этих продаж, да один злой человек пробрался ко мне в дом и украл большой кувшин!

— Ты так страшно кричала из-за украденного кувшина? — удивился Ив.

Женщина кивнула.

Эсперанс подтолкнул ее и прошипел:

— Не маши головой, а отвечай внятно, словами.

— Да, мой господин, — тотчас послушно сказала женщина.

— Ты знаешь, кто украл твой кувшин? — продолжал Ив.

— Англичанин, — сказала женщина и подняла голову. — Вот кто это был. Англичанин.

«Проклятый англичанин», — подумал Ив.

— Ступай, — он махнул ей рукой.

И она вышла с убеждением, что ее дело удачно разрешилось.

Тут вошел второй проситель, мужчина, и сказал, что дочь его уходила с англичанином из дома и вернулась лишь под утро.

— Плакала она или была весела? — спросил сир Ив.

— Она и плакала, и смеялась, — отвечал мужчина, — и по этой примете я понял, что англичанин сотворил над ней непотребство.

— Были ли у нее при себе какие-либо подарки? — продолжал Ив.

— Господь с вами, добрый сеньор, этот англичанин — сущий голодранец! — в сердцах воскликнул крестьянин. — Он украл у нас последний круг колбасы и свел нашу дочь со двора, а потом вернул дочь нашу испорченной, колбасу же не вернул вовсе.

— Было бы удивительно, если бы он вернул колбасу и не вернул дочь, — заметил сир Ив. — А чего ты хочешь от меня?

Крестьянин пожал плечами и растерянно огляделся по сторонам, но никакого внятного ответа дать не смог.

Тогда сир Ив сказал:

— Ступай теперь, потому что у меня есть более важные заботы.

Эсперанс выставил просителей, а сир Ив оделся и сказал:

— Клянусь волосами святой Урсулы, этот англичанин мне заплатит за беспокойство!

— Он ранен, мой господин, — напомнил Эсперанс.

— Тем лучше; я одолею его без труда! — сказал сир Ив.

* * *

Фома и не думал скрываться; Ив увидел его в замковом дворе около полудня: англичанин отдавал приказания своим людям и распоряжался насчет обеих своих лошадей, которых водили по двору и чистили.

Сир Ив спустился во двор, и Фома весело приветствовал его.

— Хорошо провели ночь, как я слышал? — заговорил с ним сир Ив.

— Да уж получше, чем вы в вашем замке, где одни только старухи да солдаты, — отвечал Фома. — Не хотел я вам говорить раньше времени, сир де Керморван: нынче я уплываю на том самом английском корабле, что доставил вам зерно.

Ему подвели коня, и Фома уселся в седло. Копейщик его уже был верхом, а лучники медленно приближались к своему господину, не сводя глаз с сира Ива.

— Вы украли кувшин у одной женщины и честь — у другой, — сказал сир Ив. — А теперь считаете свои дела в Керморване законченными?

Фома пожал плечами:

— Той женщине я заплатил, хотя полагаю, что в разговоре с вами она и словечком об этом не обмолвилась, старая чертовка; что до девушки — за всю ночь ни разу она ни на что не пожаловалась…

— Может, она и жаловалась, да вы не слышали?

Фома нахмурился:

— Никогда в жизни я не прикасался к женщине против ее воли. Потом, бывает, наступает у них раскаяние, но этого я предвидеть не могу. Иногда раскаяние и не наступает. А если вы так и будете жить отшельником, то так и не узнаете, каково это — быть молодым.

Тут он развернул коня и поскакал прочь.

А Эсперанс обратился к сиру Иву:

— Пусть англичанин уезжает с миром, мой господин. Я мог бы снять его стрелой, или догнать и изрубить его мечом, или натравить на него наших крестьян. Я мог бы даже пробраться на корабль и загрызть его спящего — но он везет важную новость графу Уорвику в Кале, и нельзя его останавливать.

Ив хотел было спросить — какую новость, но Эсперанс уже ушел: должно быть, Ив слишком долго раздумывал над услышанным и потерял счет времени. С ним такое случалось, и чем дольше — тем чаще.

Глава одиннадцатая ОСАДА КАЛЕ

Фома Мэлори вбежал в казарму — темные, коротко остриженные волосы слиплись, лицо раскраснелось. Схватил кувшин, махом допил тухловатую воду, вытер губы, улыбнулся окружающим — а смотрели на него кисло, но Фома к таким взглядам привык и просто кивнул в знак приветствия.

— Стрелы привезли? — спросил он, все еще задыхаясь.