И они поехали, более двадцати баронов, цвет бретонского рыцарства, и поначалу все они были приняты в Париже как гости короля Филиппа и его будущие друзья, но затем их схватили королевские слуги.
Эти разодетые в шелка чванливые холопы ворвались в покои, где мирно почивали благородные бретонцы, и начали им, сонным, вязать руки и заковывать их в кандалы. Бретонские бароны отбивались, кто как сумел, но, поскольку все они были застигнуты врасплох, ни одному не удалось вырваться. И вместо того, чтобы честно помериться силами с коронованным соперником, они предстали перед ним связанные, как преступники.
И король Франции Филипп сказал им:
— Вы должны признать над собой Жанну де Пентьевр и ее мужа, герцога Блуа, иначе не сносить вам головы!
— Мы не желаем покоряться, тем более что вы позволили каким-то холопам протянуть к нам руки и связать нас, — отвечали бретонские бароны.
А король Франции Филипп отвернулся от них и отдал приказание обезглавить их как предателей и врагов короны.
— Пятнадцать знатнейших бретонских дворян были приведены на публичное место и прилюдно лишились головы, — сказал сир Ив, и сир Вран видел, что юноша действительно испытывает боль, когда говорит об этом. — И это сделал король Франции в нарушение всех своих клятв и обещаний! Неужели после всего случившегося между нами возможен мир?
— Вы правы… — уклончиво отвечал сир Вран. — Но ваша правота все-таки еще не означает, что мы должны предпочесть английского короля французскому. Филипп Французский не вечен; возможно, его сын и наследник окажется куда более честным и достойным монархом. Кто знает? — рассудительно заметил сир Вран. Он хотел, чтобы племянник высказался до конца.
Сир Ив покачал головой:
— Кто бы ни наследовал Филиппу, дальний сосед всегда остается предпочтительней ближнего. Мы редко враждуем с теми, кто отделен от нас проливом; чаще всего неприятности приносит нам соседский холоп, чья свинья своротила нашу изгородь и изрядно попаслась среди нашей капусты… Что скажете на это, сир Вран?
— Только одно, племянник: вы мудры не по годам, — поклонился Вран. Однако при этом он прятал глаза.
Ив дружески взял его за руку.
— Продолжим прогулку, — попросил он. — Я не вполне понимаю, для чего мы ведем сейчас эти разговоры.
— Война постепенно приближается к нашему порогу, — сказал Вран. — Вести, которые доставил мой друг… Вас не удивляет, что я называю еврейского торговца своим другом? — Ив, желая поскорее услышать новости, поспешно помотал головой, и Вран продолжил: — Мой друг предупреждает о такой возможности. Война за бретонское наследие продолжается. Кроме того, англичане усилили военные действия против французского короля…
— Я хотел бы поближе познакомиться с вашим другом, дядя, — сказал Ив.
И до самого окончания прогулки он не произнес больше ни слова.
Мелхиседек не скупился на слова, когда красочно повествовал о том, как вышло, что он свел столь ценимое им знакомство с сиром Враном. Юноша беседовал с гостем один на один, и потому мог не стыдиться слез, которые исторг у него этот красивый седовласый человек с горбатым носом и яркими черными глазами.
Казалось, и сам Мелхиседек был растроган, вспоминая тот случай: свою неудачную поездку по торговой надобности, нападение безжалостных разбойников и внезапное появление всадника-христианина с двумя друзьями.
…Сир Вран возвращался с дружеской пирушки. И сам он, и его товарищи, и слуги, их сопровождавшие, — все были изрядно навеселе, и тут перед ними предстала картина поистине дрянная, так что они остановили коней и начали совещаться. Следовало решить, как поступить, покуда разбойники не заметили чужаков.
Четверо оборванцев, все — с широкими плечами и крепкими волосатыми ручищами, — обступили одинокого человека, угрожая ему. Еще один бандит, с широкой черной бородой, стоял чуть поодаль и с ухмылкой наблюдал за происходящим. Было очевидно, что те четверо будут издеваться над путником до тех пор, покуда чернобородому не надоест этим любоваться, и вот тогда-то они попросту прикончат беднягу и заберут его ослика и всю поклажу.
— Гляди ты, — кричал с хохотом один из разбойников, — это же враг самого Господа Христа! Куда это он направляется?
— Куда бы он ни шел, а этими вещицами ему заплатили за предательство, — сказал с деланной серьезностью другой.
Тут они начали толкаться локтями, и посмеиваться, и говорить о своем благочестии, причем явно передразнивали какого-то захожего проповедника, из тех, что умеют ладно складывать слова и читают проповеди за деньги.
— Будем плакать и каяться! — орали они. — Прольем слезы!
— Лучше прольем вино, — предложил третий из них, с густыми, почти совершенно белыми волосами и красивым, но пустым и глупым лицом.
Это предложение вызвало общий восторг, они схватили бутыль из рук белобрысого и начали пить, вырывая ее друг у друга, обливаясь и нарочно брызгая на свою жертву.
Наконец чернобородый прокричал:
— Довольно! Тащите его к этому дереву — сделаем с ним то, что сам он сделал с Господом Христом!
— У нас нет гвоздей, — заметил один из разбойников.
А тот, что был постарше прочих, сказал: