Озеро [=Замок на песке]

Я повернулся, вышел на песок и простоял там с полчаса, надеясь, что Тэлли даст знать о себе хоть каким-нибудь знаком, какой-нибудь частью себя. Потом я опустился на колени и построил замок из песка — прекрасный замок, такой, какие Тэлли и я много построили вместе. Но на этот раз я построил только половину замка и встал.

— Тэлли, если ты слышишь меня, приди и дострой его!

Я пошел к далекой точке, которая была моей мамой.

Подступившие волны постепенно размывали замок, понемногу сглаживая и превращая его в ровную поверхность.

Я тихо шел по берегу.

Где-то еле слышно звякнула карусель, но это был только ветер.

На следующий день я уехал.

У поезда плохая память — он все оставляет где-то далеко позади. Он забывает поля Иллинойса, реки детства, мосты, озера, долины, дома, горе и радости. Все это расстилается за ним и исчезает за горизонтом.

Я вытянулся, окреп, мое детское восприятие мира изменилось, я вырос из своей одежды, перешел из начальной в среднюю школу, затем в колледж. А потом я встретил девушку из Сакраменто. Мы встречались некоторое время, затем поженились. Тогда мне было двадцать два года, и я почти забыл, как выглядит восток страны.

Маргарет предложила поехать туда, чтобы провести там наш заповедный медовый месяц.

Поезд, как память, возвращается к тому, что осталось позади много лет назад.

Городок Лейк Блая появился вдали.

На Маргарет было прекрасное новое платье, и она казалась в нем красавицей. Она наблюдала, как старый мир втягивает меня в свою жизнь. Когда поезд подкатил к станции и наш багаж был выгружен, она взяла меня за руку.

Как эти годы изменили людей — их лица, фигуры. Когда мы шли вместе по городу, я никого не узнавал. В некоторых лицах я видел отзвуки прошлого — в них еще жили воспоминания о походах по тропинкам оврага. Я видел лица, сохранившие улыбку со времен начальной школы, подвесной карусели и веселых взлетов на качелях. Но я не пытался заговорить, я шел, смотрел на них и чувствовал, как воспоминания накапливаются во мне, словно куча осенних листьев для костра.

Мы пробыли там целых две недели и обошли все окрестности. Это были счастливые дни. Мне казалось, что я люблю Маргарет. Во всяком случае, я так думал.

В один из последних дней мы пришли с ней на берег. Еще не кончилось лето, но на берегу уже появились первые признаки запустения. Людей было мало, несколько будок, где торговали пирожками, были заперты и заколочены, а ветер, как всегда, ждал нас, чтобы спеть свою песню.

Я почти видел свою маму, сидящую на песке так, как она любила сидеть. Мне снова, как и тогда, захотелось остаться одному, но я не мог заставить себя сказать это Маргарет. Я просто взял ее за руку.

Было уже поздно. Все дети ушли домой, и только несколько мужчин и женщин оставались, наслаждаясь ветром и солнцем.

К берегу пристала спасательная лодка. Из нее стал медленно вылезать спасатель, держа что-то в руках.

Я похолодел. У меня перехватило дыхание, и я почувствовал себя маленьким, крошечным, почти невидимым, напуганным двенадцатилетним существом. Выл ветер. Я не видел Маргарет. Я видел только берег — спасатель медленно выбирался из лодки с серым, не очень тяжелым мешком в руках. Его лицо было такое же серое и морщинистое, как этот мешок.

— Побудь здесь, Маргарет, — сказал я.

Не знаю, почему я так сказал.

— Почему?

— Просто побудь здесь, и все…

Я медленно шел по берегу туда, где стоял спасатель. Он взглянул на меня.

— Что это? — спросил я.

Спасатель окинул меня долгим взглядом и ничего не сказал. Он опустил серый мешок на песок, и выступившая с легким шумом вода тут же исчезла.

— Что это? — настойчиво повторил я.

— Странно, — тихо сказал спасатель.

Я ждал.

— Странно, — глухо произнес он. — Я еще не видел ничего более странного. Она утонула очень давно.

Я повторил эти слова следом за ним.

Он кивнул головой.

— Лет десять назад. В этом году никто из детей не тонул. Начиная с 1933 года здесь утонуло двенадцать детей, но мы всех находили через несколько часов. Я помню, что всех, кроме одного. Это тело находилось в воде, стало быть, десять лет. Не очень приятное зрелище.

Я смотрел на серый мешок в его руках.

— Откройте его, — сказал я.

Не знаю, почему я так сказал. Ветер завыл еще сильнее.

Он переложил мешок в другую руку.

— Скорее откройте его! — закричал я.

— Лучше не надо, — сказал он. Наверное, потом он увидел мое лицо. — Она была совсем малышка.

Он чуть приоткрыл мешок. Этого было достаточно.

Пляж опустел. Оставались только небо, ветер, вода и наступающая унылая осень. Я опять взглянул туда, на нее.

Я что-то повторял снова и снова. Какое-то имя. Спасатель посмотрел на меня.

— Где вы нашли ее? — спросил я.

— Дальше по берегу, вон там на мелководье. Как долго все это тянулось для нее.

Я покачал головой.

— Да, да, боже мой.

Я подумал о том, что люди растут; я вырос, но она не изменилась — она все еще маленькая, все еще юная. Смерть не дает вырасти или измениться. У нее все еще золотистые волосы. Она навсегда останется юной, и я всегда буду любить ее. Боже, я всегда буду любить ее.

Спасатель завязал мешок.