— Ладно. Я тебе помогу. Вызов «Хранителя» остается в силе. Дай сигнал что вывезем объект сами. Надеюсь все обойдется. — Марина не говорит что именно обойдется. Элвис знает что должно обойтись. Или верней — кто.
— Да не появятся они, успокойся. Какой-то ребенок из детдома. Вряд ли за ним следят. — говорит он: — да и активности здесь никакой у них нет.
— Надеюсь. — говорит Марина: — потому что если тут вдруг Дети Пророка нарисуются, то выглядеть мы с тобой будем бледно. С набором легкого полевого оборудования.
Они идут по длинному коридору, едва освещенному редкими лампами, некоторые из которых потрескивают и тлеют, вспыхивают и погасают. Под ногами скрипит деревянный пол, рассохшийся за десятилетия в течения которых его не мыли а обливали водой и потом таскали по нему «машку» — здоровенную деревянную колоду обитую тряпками. Пахнет тушёной капустой и сырыми простынями, из полуоткрытых дверей туалета тянет хлоркой. Их шаги в пустых коридорах отдаются эхом, угасающим в ответвлениях и тупичках этого лабиринта. Кажется, что мир вокруг вымер и только где-то вдалеке кто-то играет на пианино. Они заворачивают за угол. На углу Элвис расслабляет пальцы и из его ладони на пол падает серебряная капля сторожевого паука. Паук еще в полете выпускает тонкие как волосинки лапки, мягко приземляется на них и семенит к стене, прижимается к ней и исчезает, приняв форму и цвет потрескавшегося плинтуса. Еще один поворот и они стоят перед дверью с надписью «директор». Элвис стучит в дверь, выждав секунду распахивает ее.
— Добрый вечер. — говорит он.
— Привалов! Привалов! Вот ты где! — запыхавшаяся от бега Марь Иванна остановилась и ткнула ему в грудь своим толстым, похожим на сардельку, пальцем: — одевайся поприличней, причешись и бегом к директору в кабинет! И чтобы не позорил меня там!