Ожерелье Атона

– Отец сказал, оно находится на глубине буквально полуметра справа сзади от сфинксов, находящихся в полуразрушенном храме недалеко от Луксора. Если стоять к ним лицом, ожерелье будет у правой фигуры. Ты сможешь достать его, когда захочешь. Отец сказал, что верит: только ты сможешь распорядиться им наилучшим образом. Он сказал: иншала… Сказал, что я должна положиться на тебя. И что, если я сама отправлюсь на поиски ожерелья, он проклянет меня, так как я нарушу его волю.

– Даже не знаю, – заколебался я, совершенно потрясенный услышанным. – А ты уверена, что украшение не обнаружат случайно?

Она пожала плечами:

– Иншала. И такова воля моего отца. Должна же я хоть в чем-то слушаться папу.

В тот же вечер я попросил у египетских солдат карту и отыскал на ней Луксор. Слишком далеко от Каира. Нечего было и думать о том, чтобы отлучиться из части так надолго.

– Наверное, нам придется отложить поиски, – сказал я своей принцессе во время следующей встречи.

– Иншала, – она беспечно махнула рукой и сорвала платок, прикрывавший волосы. – Иди же ко мне. Я очень соскучилась, милый. Не могла и представить, что так можно скучать. Мне кажется, я страдаю каждую минуту, когда тебя нет рядом.

Потом по привычке расцарапала мне сердце:

– У нас мало времени…

Тот израильский самолет… Он ничем не отличался от сотни других. Но когда я передавал данные, мне впервые стало страшно на этой странной, непонятной войне.

Когда я в очередной раз смог удрать в Каир, мой пацаненок-связной недоуменно пожал плечами:

– Не знаю, где она. В университете Амиры нет. Может, уехала куда-нибудь. Давай же мой бакшиш.

Опустив монету в его ладонь, я бегом помчался в штаб. Все сошлось. Тот самый самолет. Он разбомбил колонну автобусов со студентами, приняв молодежь за солдат египетской армии. В расплывшемся списке погибших значилось: Амира бинт Ахмет бин Саад Аль-Фатани…

Рана в моей груди долго не хотела затягиваться. Я до сих пор не могу понять, почему судьба сорвала нераспустившийся бутон. Мне было темно в испепеляющих прожекторах солнца до самой демобилизации. Я сам себе был совершенно не нужен. Тем более – ожерелье, пропуск в нашу общую жизнь, изрешеченную осколками израильской бомбы…»

– Вадим, я готова, – Света бросила последний придирчивый взгляд в полукруглое зеркало. – Пойдем обедать?

– Да, пошли, – растерянно пробормотал он и впервые поймал себя на мысли, что по части украшений любимой супруге все же явно отказывает чувство меры.

Карпов не заметил сверкнувшей в черных глазах притаившегося на лестнице Али обжигающей ненависти…

Высказав Паше все, что она думает о его болтливости, Лика, с трудом сдерживая слезы, отправилась в бар.

– Виски с содовой, – попросила она у официанта.

Тот неодобрительно покачал головой:

– Виски в такую-то жару!

– Это мое дело, разве нет?