Ожерелье богини Кали

На следующую ночь после исчезновения первого носильщика пропали еще двое. Как и в первый раз, поклажа их осталась на месте. Как и в первый раз, поблизости от лагеря не было замечено следов тигров или других опасных хищников. Все путешественники терялись в догадках относительно этого происшествия, но для моего отца оно стало причиной большой проблемы: он попытался разделить поклажу пропавших носильщиков между остальными, но груз был чересчур велик, и носильщики не смогли его поднять.

Помощь подоспела с неожиданной стороны.

Предводитель танцоров домми, высокий старик с темно-желтыми глазами, подошел к моему отцу, весьма почтительно поклонился ему и сказал, что он и его люди готовы нести часть поклажи в благодарность за то, что мы приняли их в караван и предоставили им защиту вооруженных людей.

Отец горячо поблагодарил благородного старика и с радостью принял его предложение. Танцоры разобрали поклажу, и караван двинулся вперед.

Правда, капитан Литтел был немало удивлен предложением танцоров. Он сказал моему отцу, что у местных жителей кастовые предрассудки чрезвычайно сильны и для касты танцоров выполнять работу носильщиков – немыслимый позор.

– Должно быть, – ответил отец, – местные предрассудки постепенно отступают перед светом английской цивилизации. Недаром мы уже много лет несем в эти дикие места прогресс и просвещение!

Капитан Литтел недоверчиво покачал головой и вернулся в голову колонны.

За это же время случилось еще одно событие, скорее забавное.

Та молодая танцовщица, чей танец мне понравился и которой я подарил золотой соверен, стала проявлять ко мне несомненные знаки внимания.

Она то и дело бросала на меня томные взгляды своих прекрасных глаз, подходила ко мне на привале и старалась держаться как можно ближе во время переходов. Время от времени она срывала какой-нибудь экзотический цветок и подносила мне, а один раз угостила меня каким-то местным фруктом. Кстати, он оказался очень вкусен. Некоторое время она была чем-то занята, а затем подошла ко мне с преогромной гирляндой, сплетенной из удивительно красивых цветов, и с жаркими непонятными словами надела эту гирлянду мне на шею.

Поначалу такие ухаживания немало забавляли меня, но затем начали изрядно раздражать, особенно после того, как спутники начали дразнить меня, а очаровательную туземку стали называть не иначе, как моей невестой.