Ожерелье императрицы

– Можно будет и сменить, если Антон Петрович – или кто там еще, кому он станет принадлежать? – пожелает. А тайна весьма проста. Вот тут едва ощутимые неровности под обивкой. Это кнопки. Представьте, что это клавиши фортепиано от ноты до и до ноты соль, и сыграйте на них вот эту простенькую мелодию…

Я насвистала ту мелодию, которую услышала от Антона Петровича, а он в свою очередь не раз слышал ее от графа, когда они были в Швейцарии. И что характерно, напевать ее граф стал сразу после покупки сейфа. Словно желал хорошенько запомнить, хотя при его памяти было бы странно забыть. А может, он оставлял на всякий случай подсказку Антону Петровичу? Хотя, может быть, просто делал это машинально. Но теперь этого не узнать в точности, да и не самое это важное.

– Ну-с, а теперь расскажите, как вы обставили две полиции, не самые худшие в Европе? – попросил месье Людовик.

– Ну, вот вы сказали, что общий принцип вам сообщили? Нам его тоже сообщили, но не представители фирмы, а друзья из Швейцарии. Они просто сходили в тот магазин и сказали, что желают купить такой сейф, вот им общий принцип устройства и объяснили. Проблема заключалась в том, что кнопок могло быть и четыре, и пять, и даже шесть. Они, кстати сказать, еще и расположены у каждого сейфа в разных местах, но зная, что они есть, найти их нетрудно. А код… Я вот сказала, что была не уверена, что у меня может не получиться, так как догадка у меня появилась совсем недавно. Ну вот буквально час назад, когда мы сюда шли, прохожий на улице насвистывал мелодию, которая мне показалась знакомой, а когда увидела Антона Петровича, вспомнила, что слышала от него что-то похожее и по какому поводу он нам ее насвистывал, а тут и сейф принесли – вот в голове и сложилось все вместе. Я, видимо, крепко задумалась над этим и выдала себя.

– Да, мадемуазель, вы весьма пристально смотрели на сейф, и на лице вашем отразились вначале глубокие раздумья, а затем радость понимания.

– Вы очень наблюдательны, месье Людовик!

– Куда там. Ладно, не будем ворошить прошлое. А вот про сейчас скажу, что не знаю, по какой причине, но еще когда шел сюда, решил вас спросить, а не узнали ли вы каким-либо способом тайну сейфа.

– Это называется интуиция! И она порой не менее важна для сыщика, чем дедукция и индукция, вместе взятые, – очень серьезно произнес старший инспектор.

55

Через два дня мы выехали из Парижа, а еще через сутки, проехав большую часть Франции и всю Германию, прогуливались по перрону в Варшаве.

– Эк как у них там в Европах тесно! – сказал дедушка, махнув рукой в сторону запада. – За день половину проскочили и даже выспаться не успели толком!

– Да уж, как представишь, что отсюда, считай от западной нашей границы до восточной, ехать потребуется… не одну неделю! Так дух от восторга захватывает.

– А что, Александр Сергеевич, на территории Томской губернии Франция[61] уместится?

– Да у нас пол-Европы уместится и еще местечко останется. Я вот все мечтаю всех вас снова в нашем городе увидеть.

– Все может быть, все может быть! – улыбнулся в ответ дедушка.

– Я об этом после всех ваших рассказов просто мечтаю! – сказала маменька.

– А вы, Даша, как полагаете? – спросил меня Петя.

– Точно так же и полагаю, что все может быть. Мне вас тоже очень хочется увидеть пораньше, чем через год.

– Хватит хандрить. Вы обещали нам рассказать, что вы там, в этих Европах, натворили, – потребовал дедушка. – А то все недосуг да недосуг. То просто скрытничали…

– То в полицию бегали, то по магазинам, – подхватил Александр Сергеевич.

– То вы все спали! – не осталась в долгу я.

– Да, в поездах, если они не английские, спится комфортно и сладко. Но мы уже все выспались, а путь еще неблизкий.

56

Только в сентябре пришло письмо из Лондона от мистера Фрейзера, где он сообщал, что наш отчет получил и что прочли они его на пару с мистером Дойлем с огромным интересом. Похвалил меня за хороший стиль, советовал попробовать писать, для начала хотя бы криминальные истории в духе сэра Артура. А на следующий день пришло второе его письмо, хоть отправлено оно было целой неделей позже. В нем он рассказывал, что состоялся суд над Огюстом Лемье и приговор тому вынесен самый суровый. А еще о том, что, как ему удалось узнать случайно, – полиция сей факт хранила в строжайшей тайне – наш Умник вполне мог не дожить не только до исполнения приговора, но и до суда – на него дважды совершались покушения! Мистер Фрейзер спрашивал, нет ли у меня мыслей о том, кто и зачем это делал. Мысли у меня были, я, пожалуй, в личной приватной беседе даже доверилась бы журналисту, казавшемуся мне очень приличным и достойным человеком, но доверить их бумаге я не рискнула.