Читаем Ожерелье Иомалы полностью

Вверху зашуршали листья, захлопали крылья. Рейе замер. Зоркий глаз его приметил в зелени серое оперенье кукушки. Сейчас она подаст голос, — подумал охотник. — Скажи, кукушка, сколько зверей попадется в мои силки? Скажи, бродячая птица!

Кукушка отозвалась на желание охотника: Куку… ку-ку… ку-ку… Голос птицы покатился над лесом. Эхо замерло далеко-далеко…

Мало, — подумал Рейе. — Может быть, добавишь, кукушка? Что за охота — поймать трех зверей! Кукуй еще, серая бездомница!

Кукушка молчала.

Плохая птица. Врешь людям! — Рейе махнул рукой, свистнул. Кукушка встрепенулась, улетела в глубь леса.

Рейе склонился к земле. Чей-то след тянулся по траве и исчезал в кустах. Рейе вынул из колчана стрелу. Долго крался по следу, а потом потерял его…

По затесам на деревьях охотник нашел силки. Они были пусты. Рейе покачал головой, посокрушался и перенес их в другое место.

Возвращаясь в городище Ой-Ял, Рейе увидел у лесного ручья Лунд. Она стояла по колени в воде и мыла деревянную бадейку песком, мелким, как зола, и золотистым, как чешуя благородной красной рыбы. Раздвинув ветки, Рейе тайком любовался юной девушкой. У нее были сильные смуглые руки. Черные волосы свешивались к самой воде. Серебряный налобник не давал им закрывать ясные красивые глаза.

Лунд все терла бадейку мочалкой из травы-осоки. Руки ее так и мелькали. Тугая струя билась о босые ноги.

…Лет двадцать назад, с далекой большой реки, что течет где-то в полуденной стороне, пришли на Вину серебряные булгары, торговцы медом, воском, выделанной юфтью, грубыми циновками, железными ножами, наконечниками стрел и копий. Они привезли для обмена на меха медные браслеты, серебряные серьги, от которых глаза женщин племени биармов загорались, и они, подталкивая мужей в бока, просили на торге: Купи серьги! Купи браслет! Крепче буду любить!

На торжище, на берегу Вины, пришельцы обменивались товарами с биармами. Жители лесов несли меха куниц, соболей, белки, горностая. Иногда и заячий мех сходил за шкурку белого песца. В обмен получали изделия из железа, серебра и золота, арабские монеты с диковинными изображениями неведомых властелинов.

Среди гостей была девушка — темноволосая дочь булгарского купца. Биарм Вейкко, ловкий и хитрый охотник, тайком одарил ее самым дорогим мехом — черными соболями, обманом увел в лес и спрятал в охотничьей землянке. Чужеземцы долго искали девушку, но не нашли. Они думали, что девушка утонула в реке или заблудилась в лесах. Когда гости ушли в глубокой печали, Вейкко привел девушку в хижину отца и женился на ней. У них родилась дочь, которой дали имя Лунд Ясноглазая. Зимой мать Лунд заболела и больше не встала. Вейкко принес в дар Иомале горсть серебра, чтобы задобрить Богиню Вод, и стал растить дочь. Лунд забыла родные слова и заговорила на языке лесных людей.

Рейе тихонько ступил на мостик из сосновых жердей. Жерди прогнулись, плеснулась вода. Лунд испуганно вскрикнула и хотела бежать. Увидев Рейе, приложила руку к бьющемуся сердцу и подняла густую бровь.

— Ты, Рейе, крадешься, как лисовин!

— Твое сердце разве не чуяло, что я здесь? — спросил юноша. Лунд взяла бадейку за ушко.

— Давай, понесу! — попросил Рейе.

Они пошли рядом. Их провожали кусты ивняка. Певчий дрозд рассыпал свои трели. Травы нашептывали лесные сказки. Солнце обласкивало теплом непокрытые головы. Из-за деревьев подсматривали белки, и дятел стучал по сосновой коре. Сердца юноши и девушки бились в лад веселому стуку дятла.

Впереди открылась поляна, а за ней показались дерновые крыши землянок и приземистых бревенчатых хижин. Кое-где среди крыш торчали островерхие шатры, обтянутые берестой или звериными шкурами.

Городище Ой-Ял находилось вблизи реки, но, укрытое лесом, с берега было не видно. Чтобы выйти к реке, приходилось продираться сквозь ельник. Берег казался пустынным, хотя рядом жили люди.

Вина у обрыва глубока — не достанешь шестом. Быстрые волны разбивались о сваи причала. Спрятанные в зарослях ивняка, стояли кожаные лодки с каркасом из ивовых прутьев.

Рейе и Лунд приблизились к хижинам.

— Рутан пришел с моря, — сказала Лунд. — Если он увидит нас вместе, рассердится и станет требовать с отца долг: сто куниц. Все равно я не пойду за Рутана замуж. Скряга, жирный, некрасивый. Весь обрюзг, глаза как щелки.

Рейе неохотно отдал бадейку девушке.

— Скоро леса станут желтыми, — сказал он. — Мы тогда устроим свадьбу. Позовем на пир всех, кто нам люб. А до этого я должен добыть и продать побольше мехов, чтобы у нас были деньги.

— Рутан грозит отцу. Хочет увести меня к себе. Но я скорее умру! Он и ходит раскорякой, и сопит, как лось хромой!

— Если будет тебе трудно, я стрелу пущу в торговца, — сказал Рейе, нахмурившись. — Кто узнает, чья стрела будет торчать у него из-под лопатки?

— О, нет, не надо! Иомала покарает тебя! — воскликнула девушка. — Лучше я пойду к Богине Вод и положу ей в чашу серебряную монету. Иомала мне поможет. Она справедлива и мудра. Нам пора расстаться!..

Рейе бесшумно скрылся в зарослях ольшаника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза