Ожерелье королевы

— Но, — прошептала королева, — идти затем, чтобы принести человеку жизнь или смерть, — это тяжелее, чем вы думаете.

— Я делаю это ежедневно, когда мне приходится встречаться с неизвестной болезнью. Как мне бороться с ней: лекарством, убивающим болезнь, или лекарством, убивающим больного?

— А вы уверены в том, что убьете больного? — дрожа спросила королева.

— Э! — мрачно отозвался доктор. — Почему бы не умереть одному человеку ради чести королевы, когда такое множество людей умирает ежедневно из-за прихоти короля? Пойдемте, ваше величество, пойдемте!

Андре не смогли найти, и королева, вздохнув, последовала за доктором.

Было одиннадцать часов утра. Шарни, одетый, спал в кресле после волнений страшной ночи. Тщательно закрытые ставни едва пропускали слабый дневной свет. Все было приспособлено к тому, чтобы щадить нервную чувствительность больного — главную причину его страданий.

Никаких звуков, никаких прикосновений, ничего раздражающего зрение. Доктор Луи искусно уничтожал любой повод, который мог вызвать обострение болезни; и все же, решив нанести ей сильный удар, он не отступил перед возможностью приступа, который мог убить больного. Правда, он же мог его и спасти.

Королева, одетая в утреннее платье и причесанная с непринужденным изяществом, поспешно вошла в коридор, который вел к комнате Шарни. Доктор советовал ей не колебаться, не раздумывать, а войти решительно и быстро для того, чтобы произвести более сильное впечатление.

Поэтому королева так энергично повернула резную ручку первой двери, ведущей в переднюю, что женщина, закутанная в мантилью и нагнувшаяся у двери комнаты Шарни, едва успела выпрямиться и принять спокойный вид, с которым не вязалось ее расстроенное лицо и дрожащие руки.

— Андре? — с изумлением спросила королева. — Вы здесь?

— Я? — побледнела и смутилась Андре, — я? Да, ваше величество. Но ведь и ваше величество сами здесь?

— О, дело осложняется, — прошептал доктор.

— Я вас везде искала, — продолжала королева. — Где же вы были?

В этих словах королевы не слышалось ее обычной доброты. Они казались прелюдией допроса, симптомом подозрения.

Андре встревожилась; больше всего на свете она боялась, как бы ее неосторожный поступок не послужил ключом к разгадке ее чувств, которых она сама страшилась. Поэтому, при всей своей гордости, она решила солгать.

— Здесь, вы видите.

— Конечно, вижу; но каким образом вы очутились здесь?

— Ваше величество, — ответила Андре, — мне сказали, что вы велели искать меня; я пришла.

Королева, еще не отказываясь от подозрений, продолжала настаивать:

— Но как вы угадали, куда я шла? — спросила она.

— Это было легко, ваше величество. Вы были с господином доктором Луи, и так как вас видели проходящей по малым апартаментам, то вы могли направляться только в этот флигель.

— Вы отгадали верно, — заметила королева, все еще колеблясь, но уже с меньшей суровостью, — да, верно.

Андре сделала последнее усилие.

— Ваше величество, — сказала она, улыбаясь, — если у вас есть намерение скрываться, то не следует показываться в открытых галереях, как вы только что сделали, идя сюда. Когда королева проходит по террасе, мадемуазель де Таверне видит ее из своей комнаты, и вовсе не трудно, заметив кого-то издали, последовать за ним и даже опередить.

«Она права, — сказала себе королева, — сто раз права. У меня несчастная привычка никогда не угадывать; мало размышляя сама, я не думаю о сообразительности других».

Королева почувствовала необходимость быть снисходительной, может быть, потому, что ощущала потребность в наперснице.

Ее душа, впрочем, не была смесью кокетства и недоверия, как душа обычных женщин; королева верила в тех, к кому была привязана, ибо знала, что сама может любить. Женщины, которые не доверяют себе, еще больше не доверяют другим. Великое несчастье, наказывающее кокеток, — то, что они никогда не верят в чувства своих возлюбленных.

Поэтому Мария Антуанетта очень скоро забыла о впечатлении, которое произвела на нее мадемуазель де Таверне перед дверью Шарни. Взяв за руку Андре, она заставила ее повернуть ключ этой двери, и, поспешно пройдя вперед, вошла в комнату больного, оставив снаружи доктора и Андре.

Та, увидев, что королева скрылась, подняла к нему взгляд, полный гнева и скорби, похожий на неистовое проклятие.

Доктор взял ее под руку и, шагая вместе с ней взад и вперед по коридору, спросил:

— Как вы думаете, это ей удастся?

— Что такое удастся, Боже мой? — сказала Андре.

— Перевести в другое место бедного безумца, который умрет здесь, если продолжится его лихорадка.

— А в другом месте он выздоровеет? — воскликнула Андре.

Доктор взглянул на нее с изумлением и тревогой.

— Думаю, что да.

— О, тогда пусть ей это удастся! — сказала бедная девушка.

XXXI ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

Между тем королева подошла прямо к креслу Шарни.

Больной поднял голову, услышав стук каблуков по паркету.

— Королева! — прошептал он, пытаясь встать.