Ожерелье королевы

Король, услышав эти слова, с доброй улыбкой порылся в кармане, с преднамеренной медлительностью, которая заставляет сгорать от нетерпения ребенка в ожидании игрушки, животное — в ожидании лакомого куска, а женщину — в ожидании подарка. Наконец он вытащил из кармана красный сафьяновый футляр с великолепными золотыми украшениями.

— Футляр! — сказала королева. — Посмотрим.

Король положил футляр на кровать.

Королева поспешно схватила подарок и потянула к себе.

— Как это прелестно! Боже мой! Как это восхитительно! — воскликнула она, открыв крышку, ослепленная и очарованная.

Король почувствовал, что у него сердце дрогнуло от радости.

— Вы находите? — спросил он.

Королева не могла отвечать, она задыхалась от восторга.

Она достала из футляра ожерелье из таких крупных, таких чистых и так искусно подобранных бриллиантов, что по ее красивым рукам, казалось, потекли волны сверкающего фосфора и пламени.

Ожерелье все струилось и переливалось, точно свернувшаяся кольцом змея с чешуей, подобной молнии.

— Какое великолепие! — сказала наконец королева, к которой вернулся дар слова. — Да, великолепие, — повторила она.

Ее глаза разгорелись, быть может, от прикосновения к этим чудным бриллиантам, а быть может, от мысли, что ни одна женщина на свете не могла бы иметь подобного ожерелья.

— Так, значит, вы довольны? — спросил король.

— Я в восторге, государь. Вы меня осчастливили.

— Право?

— Взгляните на первый ряд: в нем бриллианты величиной с орех.

— Действительно.

— А как подобраны! Не отличишь один бриллиант от другого! Как искусно соблюдены в нем пропорции! Какая соразмерность между рядами — первым и вторым, вторым и третьим! Ювелир, подобравший эти бриллианты и сделавший это ожерелье, — настоящий художник.

— Их двое.

— Бьюсь об заклад, что это Бёмер и Боссанж.

— Вы угадали.

— Действительно, только они и могут рисковать делать такие драгоценности. Но что это за восторг, государь!

— Мадам, мадам, — сказал король, — берегитесь, вы оплачиваете это ожерелье дороже, чем оно стоит.

— О! — воскликнула королева. — О, государь!

Но вдруг ее сияющее чело омрачилось и голова склонилась.

Это изменение в выражении лица королевы промелькнуло и исчезло с такой быстротой, что король даже не успел заметить его.

— Ну, — сказал он, — доставьте же мне теперь удовольствие.

— Какое?

— Надеть это ожерелье вам на шею.

Королева остановила его.

— Это очень дорого, не правда ли? — спросила она с грустью.

— Признаться, да, — отвечал со смехом король, — но, как я вам только что сказал, вы заплатили больше, чем оно стоит, и только на своем месте, то есть на вашей шее, оно обретет свою настоящую ценность.

И с этими словами Людовик нагнулся к королеве, держа за оба конца великолепное ожерелье и собираясь застегнуть аграф, также сделанный из крупного бриллианта.

— Нет, нет, — сказала королева, — без ребячества… Положите ожерелье обратно в футляр, государь.

И она покачала головой.

— Вы мне отказываете в удовольствии первому надеть его на вас?

— Боже меня сохрани от намерения лишить вас такого удовольствия, государь, но если бы я взяла ожерелье…

— Но?.. — с изумлением спросил король.

— Ни вы, государь, и никто другой не увидит на моей шее такое дорогое ожерелье.

— Вы не будете носить его, мадам?

— Никогда!

— Вы отказываетесь принять его от меня?

— Я отказываюсь повесить на шею миллион, а может быть, и полтора, так как я оцениваю это ожерелье в полтора миллиона и вряд ли ошибаюсь.

— Я не отрицаю этого, — отвечал король.

— Так я отказываюсь носить на шее вещь в полтора миллиона, когда казна короля пуста, когда король вынужден ограничивать себя, раздавая пособия бедным, и говорить им: «У меня нет больше денег, Бог вам подаст!»

— Как, вы это говорите серьезно?

— Знаете, государь, господин де Сартин мне как-то говорил, что за полтора миллиона можно соорудить линейный корабль, и, поистине, французскому королю он нужнее, чем ожерелье королеве.

— О, — воскликнул король, в полном восторге и со слезами на глазах, — ваше решение так благородно, так прекрасно! Благодарю, благодарю… Антуанетта, вы добрая женщина!

И, желая достойным образом выразить свой сердечный порыв, добрый король обнял Марию Антуанетту обеими руками и поцеловал ее.

— Как вас будут благословлять во Франции, мадам, — воскликнул он, — когда узнают о только что сказанных вами словах!

Королева вздохнула.

— Еще есть время, — с живостью сказал король. — Вздох сожаления!

— Нет, государь, вздох облегчения; закройте этот футляр и возвратите его ювелирам.

— Я уже распределил плату на несколько взносов; деньги готовы. Ну что мне с ними делать? Не будьте слишком бескорыстны, мадам.

— Нет, я все хорошо взвесила. Нет, решительно я не хочу этого ожерелья, но я хочу другого.

— Черт возьми! Вот и пропали мои миллион шестьсот тысяч ливров!

— Миллион шестьсот тысяч ливров? Видите! Неужели оно стоит так дорого?

— Да, мадам, раз уж я обмолвился, то не отрекаюсь от своих слов.

— Успокойтесь; то, что я прошу у вас, будет стоить дешевле.

— А что вы просите?

— Отпустить меня еще раз в Париж.

— Это очень легко и стоит вовсе не дорого.

— Погодите! Погодите!

— Черт возьми!