Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий

Обнимает его. Верим в смятении, закрывает глаза. Но никак не может избавиться от видения, в котором иголкой, на кончике которой искрится тушь, накалывает на нежных каскадах девичьего тела (свежесть которых вдохновляет его) каменный цветок, свое сердце, пронзенное стрелой, имя, не подозревая, что ему видится древняя дилемма: кто-то наносит татуировку, чтобы отличаться от других, или чтобы соединиться с другим, то есть покориться миру, стать метафизическим хамелеоном и запечатлеть на коже именно этот день, час, свет, сумрак или тень, включиться в начало следующей истории, и так слиться со временем, раствориться в смысле. Всего этого, конечно же, Верим не знает, но сегодня, пребывая в бесконечной коме, вновь чувствует аромат девушки, и это счастье почти пугает его.

Златица:Знаешь, что хуже всего? Что мы такие обыкновенные. Лежу вот так, иногда думаю, что существую, что я — это Я. А потом — как будто кто-нибудь другой. Тебе кажется, что мы сами придумываем, что говорить. Но именно эти слова, точно так же, в этот момент произносят, кто знает, сколько детей.

Верим (восхищенно): Какая ты все-таки умная! А почему ты это не напишешь?

Златица:Думаешь, я не пишу? Записала, и это, и другие вещи. Я даже все переписала набело и послала в «Привет».

Верим: И?

Златица:Не напечатают. Говорят, что мои размышления не по возрасту, что я все вижу в черном цвете, что я должна активнее участвовать в жизни молодежной организации, что прогулки в солнечный день полезны, что надо следить за тем, что читаю… Одним словом, я не доросла. Считают, что мне надо носить веснушки, косички… Я все это знаю. Та еще молодежь. А я целыми днями валяюсь в этой кровати и думаю о смерти…

Верим ни с того, ни с сего бросает найденные им игральные кости.

Верим:Станешь смеяться? Не будешь?

Златица:Не буду. Говори.

Верим:Ты подумаешь, что я ненормальный… Знаешь, я всегда чувствовал, что кто-то тайком снимает обо мне фильм. Скрытой камерой, каждую минуту, повсюду. И что однажды его закончат, смонтируют и покажут публике, и скажут — смотрите, вот он!

Златица:Ты?

Верим:Я. Умру, но мой величественный образ останется, навсегда.

Златица:Откроется великая тайна, так?

Верим (вдохновенно): Да, да!

Златица:На что похож этот фильм?

Верим:Ты смотрела «Большого босса»?

Златица:Брюс Ли? Оп-па!

Верим (с жаром): Он обещает умирающей матери, что не будет драться. Его провоцируют, вызывают, он — нет. Все думают: тряпка, трус. Он все молча глотает. Пока не выходит из терпения. Пока не психанет. Месть так сладка! Что скажешь?

Златица:Скажу, что он — силач, а ты — слабак. Представь себе такой конец: ты терпишь, терпишь, а только начнешь действовать, тебя растопчут как муравья, пол тобой вытрут.

Верим:Слабак?

Златица:Слабак.

Верим:Вот увидишь.

Златица:Увижу. И кому же ты покажешь этот фильм?

Верим:Достаточно тебе показать. И самому посмотреть.

Златица:Говорят, человек перед смертью видит что-то подобное. Всю жизнь, ускоренную, как на пленке.

Верим:Так.