Ожерелье невесты

– Ваш брат не заслуживает того, чтобы из-за него попасть в беду. – Он подтолкнул ее вперед. – И не смейте больше уходить без моего ведома. – Тори пошла впереди него, делая вид, что раскаивается. Она слышала за собой тяжелые шаги Макса. Они взобрались на холм и сошли с него, став невидимыми для стражников. Фургон ждал их. Сиденье впереди было пустым, брезент наглухо задраен.

– Сюда. Другие уже в фургоне. – Макс помог ей взобраться на сиденье, сам сел рядом, и они поехали.

Тори не могла понять, почему Макс пришел ей на помощь, а не Корд, который рвался защищать ее. Может быть, потому, что Макс лучше говорил по-французски. Однако…

– Все… все прошло по плану?

– В основном.

– Значит, с капитаном Шарпом все в порядке?

– Капитан очень плох. Ему повезло, что он жив. – Брадли повернул лошадей на дорогу, и сиденье под Тори запрыгало. – Но случилась одна неприятность.

Страх пронзил ее.

– Какая неприятность?

– В конце коридора, где была камера, в которой сидел капитан, был выставлен охранник. Он вскочил, чтобы поднять тревогу. Ваш муж остановил его прежде, чем он добежал до двери.

Она замерла. С Кордом ничего не случилось. Из тюрьмы вышли четверо.

– Что с ним?

– Завязалась борьба. Лорд Брант знал, что, если пустить в ход пистолет, прибежит дюжина стражников.

Стражник вытащил нож, и во время борьбы ваш муж был ранен. В грудь.

Она издала задыхающийся звук и развернулась к фургону. Макс поймал ее руку и дернул обратно.

– Сидите спокойно. Мы не можем привлекать внимание. Нам надо добраться до шхуны.

– Но мы должны помочь ему! Он, наверное, истекает кровью. Надо остановить кровотечение!

– Мы сделали это. До «Соловья» с ним ничего не случится. А на борту им займется хирург.

Она посмотрела на фургон.

– Дорога неровная. Что, если кровотечение возобновится? Разрешите мне взглянуть на него. Может быть, я смогу что-то сделать.

– Лучшее, что вы можете сделать, так это не сводить взгляд с дороги и притвориться, что с нами все в порядке. Мы еще не в безопасности. Если нас остановят прежде, чем мы доберемся до судна, может оказаться, что для его светлости было лучше получить нож в сердце.

Тори крепче вцепилась в передок повозки, ее сотрясала дрожь. Корд ранен, может быть, смертельно. И она ничего не может сделать!

– А что стражник, который напал на него? Он не поднял тревогу?

Губы Макса вытянулись в ниточку.

– Вам нечего волноваться. Он больше не произнесет ни звука.

Тори замолчала, но ее продолжало трясти. Она могла думать только о Корде и о том, как сильно он пострадал.

Обратный путь казался бесконечным. Из фургона не раздавалось ни звука, и никто не появился на пустынной дороге с целью поймать беглецов.

Наконец она услышала шум набегающих на песок волн и испытала облегчение, смешанное с ужасным страхом.

– Теперь можно и успокоиться, – сказал Макс, глянув на ее белое лицо. – Мы почти на месте.

Но они слишком медлили, как казалось Тори. Ее горло перехватывало при одной мысли о том, что под брезентом, может быть, умирает ее муж.

Когда они перенесли его на судно, Корд был без сознания. Глаза у него были закрыты, лицо поражало бледностью. Каждый вдох, казалось, требовал от него усилий. Тори смотрела на него, и ее сердце сжималось от боли. Врач снял с него рубашку, обнажив глубокую рану в груди, из которой продолжала сочиться кровь.

"Не дайте ему умереть, – молча молила Тори. – Пожалуйста, не дайте ему умереть". Она сказала Корду, что любит его, но он ведь не поверил ей. А теперь, может быть, никогда не узнает этого.

– Нож вошел глубоко, но прямо, – сказал хирург. Корда уложили в той каюте, в которой они провели ночь. – Это хорошая новость, но он потерял много крови, что плохо.

Хирург, которого звали Нелл Макколи, невысокий худощавый мужчина, усатый, темноволосый, немного за пятьдесят, не устоял на ногах, потому что уже был поднят якорь, паруса надулись, и судно качнуло. «Соловей» направлялся в глубокие воды, подальше от французских берегов, домой, в Англию.

Тори молилась, чтобы Корд перенес дорогу.

Когда врач посыпал на рану порошок серы, какую-то смесь трав и нанес жирный состав, о котором сказал, что туда входит колесная мазь, Корд пошевелился и застонал.

Ее рука, протянутая к нему, задрожала. Он был ужасающе бледен, с холодной как лед кожей, но от него все равно исходил какой-то магнетизм, который притягивал; никогда ее не тянуло так ни к одному другому мужчине.

Но Корд мог умереть, как любой другой человек.

– Главное, чтобы не началось нагноение, – сказал хирург, готовя иглу и начиная длительную процедуру.

Тори нахмурилась, видя, как грубо хирург продевает иглу через разорванное тело Корда. Она так любила эту гладкую мускулистую грудь. Ей не хотелось, чтобы остались следы грубой работы хирурга.

– Может быть, я смогу выполнить шов, доктор Макколи? Мне не приходилось зашивать кожу на человеке, но я много лет вышивала, так что хорошо управляюсь с иголкой.

– Так прошу на мое место. – Внутренние ткани были уже зашиты.

Макколи передал ей иглу с нитью, и она сделала вдох, успокаиваясь.

Она сможет сделать это для Корда. Она бы сделала все, чтобы помочь ему.