Ожерелье от Булгари

После ленча в «Плюще», где они съели салат «Цезарь», запив его минеральной водой, Дорис Дюбуа с Барли обнаружили, что им решительно нечем заняться. Барли привык заказывать жареную рыбу с картофелем и зеленым горошком, но Дорис Дюбуа, ласково погладив его по небольшому брюшку, сказала, что стройность – это молодость и мужчина с такой молодой душой, как у него, должен и фигуру иметь соответствующую. Просто поразительно, как быстро тяжелая жирная пища начала казаться грубой и снова появилась талия. Однако он стал беспокойным, словно источник спокойствия находился в жировых тканях, и только сексуальное удовлетворение, которое давала ему Дорис, несколько притупляло ощущение, будто что-то где-то не совсем в порядке. Не то чтобы он скучал по Грейс – ее язвительный ум, в конечном счете, стал казаться ему подменой настоящих чувств. Честность Дорис и ее понимание высоких материй импонировали ему куда больше. Если он и скучал по Грейс, то лишь как юнец, уехавший в колледж, скучает по матери: он понимает, что должен оторваться от материнской юбки, но все же мечтает снова оказаться в уютном родительском доме. Но дом, тот самый особняк, в котором они с Грейс кое-как жили и где их отношения, в конце концов, свелись к редкому сексу, теперь, с появлением в нем Дорис, превратился в гнездо строителей, дизайнеров и экспертов по безопасности. Так что с этой толпой в доме, ни о каком сексе днем не приходилось и мечтать, и возвращаться туда раньше семи вечера, когда вся эта толпа рассасывалась, просто не имело смысла. Дорис нужно быть в городе к восьми часам, потому что в десять у нее эфир, и они решили как-то убить время. Дорис полистала свой ежедневник и обнаружила в нем приглашение на сегодняшний вечер. Леди Джулиет устраивала благотворительный аукцион.

– Леди Джулиет! – воскликнул Барли. – Такая милая женщина! Мы с бывшей женой были в очень хороших отношениях с четой Рэндомов. После развода я с ними практически не виделся. Рэндом занимается редкоземельными металлами: покупает списанное ядерное оружие и извлекает из него титан.

– Сохраняя, таким образом, природные ископаемые планеты, – заметила Дорис. – Хорошее дело!

– Не уверен, что это его основной мотив, – резко возразил Барли. – Просто, таким образом, огромное количество русских получает приличную дозу облучения.

– Дорогой, – промурлыкала Дорис, – не будь таким циником! Это нехорошо. Пошли дальше? Сегодня еще прием в Британской библиотеке, в зале манускриптов, но они там так беспокоятся, чтобы никто не пролил шампанское на какой-нибудь папирус, что не получаешь никакого удовольствия. А благотворительный аукцион в частном доме может оказаться очень даже забавным, к тому же всегда интересно посмотреть, как живут другие.

Дорис хотелось быть в хороших отношениях с Рэндомами. Если уж Грейс может, то она и подавно.

– Вообще-то они довольно скучные, – осторожно проговорил Барли. – Книг у них в доме немного, но она очень славная женщина.

Дорис было нечего надеть, поэтому они доехали на такси – у Росса, шофера Барли, заболела мать – до конца Южной Молтон-стрит и зашли в «Брауне». Там Барли молча наблюдал, как Дорис покупала миленькое шелковое платье работы японского дизайнера, в желтых, оранжевых и золотых тонах. Ее обслуживали стройные вежливые продавщицы, а он стоял и смотрел, засунув руки в карманы. Грейс ни за какие коврижки не стала бы вот так тратить время и деньги. Платье ему очень понравилось, о чем он с удовольствием и сказал Дорис.

– Но, дорогой, ты должен помнить, что у меня идеальный десятый размер, а у твоей бывшей – далеко не идеальный четырнадцатый, а может, и шестнадцатый, а такие женщины не очень-то любят ходить по магазинам.

Дорис охотно похудела бы и до восьмого размера, но на Би-би-си не хотели, чтобы она была слишком уж тощей: ведь телеведущие служат примером для нации. А иначе она ела бы на ленч диетический салат, а не «Цезарь» с сухариками и густым салатным соусом. Платье стоило шестьсот фунтов, и Барли заплатил. Но Дорис собиралась продать свою квартиру в Шеферд-Буш и настояла на том, что со временем вернет ему деньги. Приятно, конечно, когда тебя балуют, но она дорожит своей независимостью.