Ожерелья Джехангира

Наконец мы расстелили лохматые оленьи шкуры, — уселись поудобнее в кружок. Козлов торжественно поставил на середину две бутылки московской водки.

— Что ж, ребята, по стопарю ударим, а?

— Ударим! — дружно отозвались мы.

Закусывали малосольной оранжевой икрой, которую черпали ложками, как перловую кашу. А струганину брали маленькими щепотками и окунали в густой желтый майонез полярного летчика Виноградова. Жарко потрескивала печка, благодатный огонь разливался по телу. На шкурах было тепло и мягко. Уху хлебали прямо из общей кастрюли, как это принято в больших крестьянских семьях. Казалось, мы знали друг друга вечность, хотя познакомились лишь утром.

— Да-а, плохо рыбка нынче бралась, — вздохнул Виноградов. — Опоздали маленько. Вот если б дня на три раньше прилетели — отвели бы душу как положено. Прошлой осенью только за одну вечернюю зарю я поймал спиннингом восемьдесят четыре ленка и девять тайменей. А нынче весь ленок успел удрать в глубокие ямы. Шуга, пожалуй, ночью пойдет.

— Пожалуй, пойдет, — согласился Козлов. — Давайте с горя по стопарю пропустим.

— Вот это дед, всем дедам дед! Не зря его Стопарем прозвали. Хоть радость, хоть горе — а он одно: пропустим, ударим, опрокинем.

— А что ж, унывать, что ли? Коли успели спрятаться ленки на зимовку, так выпьем за их здоровье.

— Выпьем, — протянул кружку Беляков. Крякнул и, расплываясь широкой улыбкой, молча стал есть жареную куропатку. Потом вытащил из ведра тайменью голову и долго, со смачным наслаждением высасывал из нее мозги. Аккуратно собрал на ладонь чисто обглоданные кости, бросил в печку, закурил и лег, растянувшись поперек шкур.

— А у тебя как дела? — спросил Виноградов. — Всего двух удалось поймать, да и тех орел уволок.

— А ты на какую блесну ловил-то?

— На белый «байкальчик».

— Ах черт! И как это я не предупредил, что ленок осенью лучше всего ловится на маленькую желтую «ложечку». Ну ладно, не унывай! Я тебе своих ленков подарю. Надо ж гостинец в Ленинград привезти. А в следующий раз будешь знать, что ленки не таймени, за каждой железкой не бросаются. Всегда носи набор разноцветных блесен. Вот посмотри мои.

Он вынул из рюкзака объемистую железную банку и с горделивым звоном рассыпал на шкуру все свои «сокровища». При тусклом дрожащем пламени свечки они сияли, как игрушки на новогодней елке. А мы, наверное, были похожи на малых детишек, забавляющихся безделушками. Только некому было над нами смеяться. Беляков и Козлов с головой забились в меховые мешки.

— Но лично я не люблю ловить ленков на блесны, — продолжал Виноградов. — Интересней всего на мушку. Ох как они бултыхаются! Хочешь, подарю тебе самую хорошую мушку, на которую ловят ленков наши летчики?

— Пожалуйста, подарите, буду очень рад!

Он протянул черного лохматого жука, вырезанного из легкой тонко-пористой резины и обмотанного щетинками рыжих волос.

Долго мы сидели и беседовали о северной рыбалке. Вокруг трубы вихристыми струйками дрожал горячий воздух. Ежики инея на лиственницах все росли, все ежились — и вот уже окружили деревья сплошной сверкающей бахромой. Спать не хотелось. Я настроил спиннинг и пошел к реке.

— Подожди, — остановил меня Виноградов. — Возьми мыша. Ночью ленки на блесны берутся плохо. А на мыша — только бросай!

Он подал черный мячик, грубо сделанный все из той же пористой резины и оснащенный острым тройником. Неужели и вправду ленки ловятся на этот глупый шарик?

Ночь была темная. Лишь от инея смутно разливалось едва уловимое белое сияние. Над рекой клубился пар и слышался какой-то тревожный тихий-тихий неземной шелест. Я нагнулся пониже — поверхность реки стала видна лучше. В середине она была блестящая, а у берега — шершавая, матовая. Я пригляделся внимательней и понял, что это шуршат, шелестят, переваливаясь в воде, тоненькие-тоненькие, только что родившиеся льдинки.

Вдруг мимо сапог пробежал какой-то маленький темный зверек. За ним второй, третий. Не останавливаясь, они бросились в реку и поплыли. Раздался резкий звучный плеск, будто нырнула испуганная ондатра. Два зверька мгновенно скрылись под водой. Я вскоре бросил свой черный резиновый шарик в реку. Ничего не видно — только тусклое мерцающее сияние переваливающихся льдинок. Опять раздался плеск, и я почувствовал, как спиннинг согнулся под рывками большой рыбы. Это был ленок.

Речка шелестела и шуршала все громче и громче. Хрупкие льдинки становились толстыми, неуклюжими. А маленькие зверьки бежали и бежали в реку. Над ними бесшумными тенями проносились полярные совы.

Когда кидать спиннингом стало невозможно, потому что вся река наполнилась «салом» и вот-вот должна была остановиться, я взял своих трех ленков, которые уже успели закоченеть на морозе, и пошел в палатку.

Виноградов сидел у печки на шкуре.

— Вы что не спите?

— Да разве уснешь! Посмотри, какая красота вокруг!

И вправду было очень красиво. По небу переливались и тянулись к земле голубые фосфорические огни северного сияния.