Ожесточение (СИ)

В одну из суббот он пошел в музей Ашмолеан, зашел там перекусить в кафе, в этот момент отчуждение с окружающей действительностью достигло апогея. Был как раз момент, когда он настолько устал от чужой языковой среды, что ему было трудно формулировать самые простые мысли. Сначала он сделал промашку, заказав чай и капучино. Чай принесли, а капучино официантка не подавала. Ахмед не мог понять, что официантка ждет спутника Ахмеда, чтобы подать капучино. Потом Ахмед не мог ей втолковать, что никакого спутника нет, это для него чашка капучино. Официантка не знала, можно ли так - после чая капучино. Ей пришлось звать менеджера. Менеджер разрешил. Наконец, принесли капучино, но от волнения с кейком вышла тоже непонятка, принесли не тот, что хотел Ахмед. Не то чтобы он плохо объяснял, его упорно не понимали. Ахмед уже чувствовал, что развлекает окружающих. Опять же от волнения с таким невозможным клиентом официантка забыла ложечку для чашки с капучино. Ахмед подозвал ее снова и попросил "маленькую ложку". Вежливо, спокойно, очень, очень спокойно понижая голос, просил маленькую ложку. Официантка отрицательно мотала головой. Ахмед потерял ощущение контроля над реальностью. Чего она хочет? Она не понимает? Но нельзя же быть такой тупой! Издевается? Разводит? В последние годы выработался рефлекс: непонимание ситуации стало однозначным сигналом опасности. В такие мгновения Ахмед становился невероятно сильным, и окружающие чувствовали это. Официантка отодвинулась в испуге, выставив поднос как щит.

- Ложку для кофе. Дайте ему ложку для кофе, - сказала молодая женщина за столиком рядом.

- Вы очень помогли мне, - с облегчением сказал Ахмед, - почему она не понимала меня?

- Это свойство англичан.

- Я изо всех старался быть вежливым и понятным.

- Ваша интонация звучала как угроза.

- Я не подумал о такой возможности. А вы разве не англичанка?

- Нет, я шотландка. Хотя, по правде сказать, мы такие же. Вы занимаетесь философией?

- Почему вы так решили?

- Потому что вы похожи на Сократа в молодости, - она кивнула на копию скульптуры Лисиппа на входе в кафе.

Ахмед улыбнулся, действительно было что-то общее. Он схватил чашку с капучино и пересел к ней за столик:

- Это мне нос в юности сломали, но все же я не такой старый урод. А вы чем занимаетесь?

- Я работаю здесь, я занимаюсь историей. Я специалист по периоду античности.

Ахмед ткнул пальцем в скульптуру головы неандертальца из грота Ля Ферраси, и воскликнул:

- Хорошо, что вы не сказали, что я похож на этого джентльмена! Кстати, а он что здесь делает? Я же с ним в армии служил!

Женщина засмеялась, ее глаза блестели интересом, контакт был установлен, язык понятен, жизнь снова заискрилась.

"Ну, слава Аллаху, закончилось одиночество", - подумал Ахмед, еще не представляя, насколько.

Почему мы не можем быть вместе

Настроение Этель стало переменчивым, как облачность в Оксфордшире. Виза заканчивалась, оканчивался курс Ахмеда.

Единственное, что не нравилось Ахмеду в жизни - это война. Теперь Ахмед мог не только ударить человека, но и живьем порезать его на мелкие куски, если это было необходимо. Но в его жизни появился новый позорный секрет: он ненавидел войну. В войне ему виделась какая-то тотальная бессмысленность и для тех, кто погиб, и для тех, кто считается победителем. Он понял слова "удаляйтесь от всего, что напоминает войну". Он чувствовал, что ему хочется застрелить муллу, призывающего убивать неверных. Ахмед чувствовал, что ненавидит тех, кто сеет ненависть, но он сам заразился ненавистью.

Женщина, с которой они общались на их собственном англо-русском диалекте, вытолкнула из его души всю эту темноту. Он ловил себя на том, что по нескольку дней не думает ни о прошлом, ни о делах, оставшихся в России, вообще не думает ни о чем, кроме Этель и связанных с ней вещах, например, куда они поедут вечером или в выходные.

Люди, которые говорят, что счастливое время пролетает быстро, ничего не знают о счастье. Минуты удовольствия проходят быстро, а эти полгода казались Ахмеду самыми долгими в жизни. Были эти полгода и вся остальная жизнь.

Вопрос "что будет дальше" не обсуждался. Было как бы понятно, что кроме любви у них ничего нет. Слишком разная жизнь. Ахмеду остаться с ней? Он бы с ума сошел от скуки. Ей ехать с ним? Не вышло бы ничего хорошего. Этель не могла без своего занятия. Это не говоря об их долге перед близкими.

- Она не могла без своего, я не мог без всего этого, - Ахмед развел руками, когда встретился с Магомедом после возвращения,- Слишком разная жизнь. Получалось, что у нас общего? Только любовь. Такая бывает один раз. Другой такой женщины не было и не будет, я знаю. Почему Аллах так распорядился? Но спасибо Ему, что это было.

Ахмед иногда рассказывал Этель о своей жизни, о своей семье. Он был отличным рассказчиком. Она спросила его: "Вы люди удивительной судьбы. Ты никогда не думал написать книгу?"

- Читатели не поверят, - сказал он, - только если разбавить один к десяти. Но тогда это не будет правдой.