Ожидая тебя

— Нет, Мери, это не был несчастный случай. Все организовал Август. Он нанял человека, который застрелил твоего отца. — Джек закрыл глаза, и перед ним предстало злобное лицо Августа в момент признания. — Через несколько дней после похорон тебя привезли сюда и спрятали, а Август начал проматывать твои деньги. Теперь ты поняла, Мери? Вся твоя жизнь изменилась из-за моего отца. Ты стала сиротой, выросла в нищете. Рано или поздно тебя изнасиловал бы кто-нибудь из пьяных гостей Августа.

Если бы не Август Колтрейн, у тебя была бы совсем другая жизнь. Вот почему я сопротивлялся нашему браку. Вот почему я все пять лет старался забыть о тебе, хотя в глубине души всегда знал, что люблю тебя. За пределами Колтрейн-Хауса лежит целый мир, который тебе предстоит узнать. Ты этого заслуживаешь. Как бы я ни хотел, чтобы ты осталась, я не могу допустить, чтобы ты оказалась запертой здесь. Я хочу, Мери, чтобы у тебя было все. Все, что ты заслуживаешь, что мой отец у тебя отнял. И чего тебя лишил я, согласившись на наш фиктивный брак.

Мери покачала головой и вздохнула.

— Ах, Джек, ты прав. Ты — идиот. — Она подвинулась к нему поближе. — Ты когда-нибудь прислушиваешься к себе? Ты слушаешь по-настоящему, что тебе говорят другие? Всего несколько минут назад я сказала, что люблю тебя, хотя была в полной уверенности, что теряю тебя. Кажется, и ты сказал, что любишь меня. Не так, как раньше, а по-другому. Как любят друг друга мужчина и женщина.

Он сделал попытку оттолкнуть ее, хотя на самом деле ему хотелось прижать ее к себе. Он старался быть разумным.

— Мери, тебе нужно время, чтобы обдумать то, что я тебе рассказал. Иначе я не смогу с чистой совестью…

Она ладонью закрыла ему рот.

— Если не возражаешь, я предпочитаю, чтобы ты помолчал. Мне надо кое-что тебе сказать.

Джек неохотно кивнул. Она убрала руку и улыбнулась.

— Ты рассказал мне очень печальную историю, Джек. Ужасную историю о людях, которых я никогда не знала, о жизни, которую я даже представить себе не могу. Мой единственный дом — Колтрейн-Хаус. Другого у меня нет, как нет и другой семьи, кроме тебя. Но я всегда желала именно этого, ничего другого мне не было нужно. Не говори мне, какая бы у меня могла быть прекрасная жизнь в каком-нибудь другом месте. Да я не отдам ни одного дня, проведенного здесь, ни за какие блага на свете. Я сохранила Колтрейн-Хаус для тебя, Джек, и для себя. Колтрейн всегда был частью тебя, и даже когда я тебя ненавидела, я все равно тебя любила. Сначала детской любовью, потом любовью взрослой женщины. Когда Генри рассказал мне… — Мери на секунду запнулась от волнения, но потом взяла себя в руки. — Я хотела умереть, Джек. Пойти куда глаза глядят и умереть. Убежать куда-нибудь далеко, как когда-то это сделал ты. Я думала, что поняла тебя: тебя гнал стыд. Но я никогда не испытывала стыда за себя до сегодняшнего вечера. А после того, что я узнала от Генри, мне было стыдно смотреть тебе в глаза, даже просто увидеть тебя еще раз.

Джек погладил Мери по щеке.

— Если бы ты уехала… уехала, не сказав ни слова, без объяснения…

— Мы могли бы потерять еще пять лет.

— Никогда. — Он подвинулся ближе, чувствуя, что боль отпускает его сердце. — Я бы поехал за тобой на край света.

— Да, ты — мужчина и мог бы так поступить. А нам, бедным женщинам, не позволено просто так разъезжать по белу свету, посещая всякие экзотические места.

— Ладно, сдаюсь. Филадельфию все же можно назвать немного экзотической. — Джек придвигался все ближе и ближе, пока их губы почти соприкоснулись.

— Может, когда-нибудь мы поедем туда вместе, и я смогу сама в этом убедиться, — прошептала она и закрыла глаза.

— Хорошо, — согласился он, хотя и не был уверен, что это когда-либо произойдет. К тому же ему — чисто по-мужски — не понравилось, что эта идея пришла в голову не ему, а Мери. — Но только после того, как мы придушим Генри Шерлока. — Перестав бороться с самим собою, он приник к ее губам.

Его поцелуй был нежным: ведь это была его Мери, его сокровище, его любовь. Она всегда принадлежала только ему. Он будет защищать ее, заботиться о ней, никогда не причинит ей боли. Никогда.

Джек поднял ее на руки, отнес на кровать и положил среди наваленных там шелка и кружев. Потом лег рядом и начал целовать ее волосы, щеки, тело.

А потом губы.

Он мог бы целовать эти губы всю жизнь. Сначала он обвел кончиком языка ее верхнюю губу, потом взял в рот нижнюю и стал втягивать ее, пока не почувствовал, что она улыбается, не услышал ее тихий смех. Она обвила его руками за шею, и он опустился на нее, убедив раскрыть рот и впустить его язык. Вздохнув, она уступила.

Неловкими пальцами он стал расстегивать пуговицы на ее рубашке. Он еле себя сдерживал.

Она здесь. В его объятиях. Его лучший друг, его возлюбленная, его жена.

Чудодейственным образом их одежда куда-то исчезла, и Джек смог упиваться видом ее полной, высокой груди, трогать ее и благоговейно целовать. Она обвила его ногами, не испытывая ни страха, ни сомнения, и позволила ему направлять ее.

Когда-то он учил ее ползать, потом — ходить.

Теперь он научит ее летать.