Ожидайте перемен к лучшему

Сережа послушно поднял голову и хотел было уже сказать, что скоро ему исполнится пять лет, но, посмотрев на соседа, вдруг забился в истерике. Лицо этого гражданина – полное, упитанное и вполне как будто располагающее и приятное – превратилось вдруг в отвратительную голову монстра, покрытую зеленоватой чешуей и бородавками. Изо рта его торчали длинные желтые клыки, и кожные складки нависали над воротничком аккуратной белой рубашки… Потом мертвенное дымчатое сияние постепенно окутало его с ног до головы и глаза загорелись кроваво-красным, хищным огнем. Это было так страшно, что Сережа заплакал, закричал благим матом и все пытался закрыть лицо ручонками.

Мать почему-то смутилась и поспешила увести его домой.

– Это он на солнце, наверное, перегрелся! – говорила она жалким, извиняющимся тоном, словно стыдилась чего-то. – Головку напекло…

Сережа, конечно, не знал, что служил когда-то Ивакин следователем МГБ и разоблачал врагов народа, славился умением добывать показания у самых строптивых и несговорчивых, не желающих сотрудничать со следствием. Поработал он немало, а теперь вот доживает век на пенсии, наслаждается заслуженным отдыхом и почтенной, уважаемой старостью, детишек в школе на слетах уму-разуму учит. Про то, как бить резиновой палкой по почкам или сапогом – по голени, там, где кость почти на поверхности, он, конечно, рассказывать не стал бы…

Видение появилось и исчезло, но с тех пор Сережа старался избегать соседа, побыстрее проходить мимо, если тот сидел на скамеечке во дворе, и уж во всяком случае никогда не встречаться взглядом.

В другой раз конфуз случился на детской площадке, когда Сережа мирно играл с Сашей Кусковым – сыном соседки Гали. Мальчишки с упоением катали пластмассовые грузовики, нагружали и разгружали песок, а мамы сидели на лавочке рядом и оживленно беседовали.

Женщины не то чтобы дружили, но иногда забегали друг к другу по-соседски попить чайку, посплетничать, нередко одалживались солью, луковицей или пятеркой до получки… А сейчас жмурились на солнце, радуясь теплому и ясному воскресному дню, и обсуждали то вязаные джемпера из журнала «Работница» (ажурная вязка, с накидами, и плечо спущено!), то рецепт приготовления салата «Мимоза».

Ничто не предвещало неприятностей, когда Сережа побледнел и застыл на месте на несколько секунд, а потом вдруг схватил ведерко и принялся поливать Сашу водой из лужицы.

– Ты что делаешь! – Галя подскочила и бросилась к сыну. – Ты что делаешь, хулиган? Рубашка совсем новая, стирай теперь!

Сережа все так же смотрел перед собой остекленевшим, неподвижным взглядом и упорно повторял:

– Огонь! Он горел…

Через пятнадцать лет, в декабре девяносто четвертого, когда Кантемировская мотострелковая дивизия войдет в разбомбленный, пылающий Грозный, раненый сержант Александр Кусков не успеет выбраться из подбитого БТРа и сгорит заживо. На похоронах, когда привезут цинковый гроб, в памяти матери на секунду всплывет детская площадка, застывшее, словно маска, Сережино лицо и его слова. Ну как он мог знать еще тогда о будущей Сашиной судьбе? Она быстро отогнала эту нелепую мысль, да еще недоброе чувство шевельнулось к сыну соседки. Ну, псих, шизофреник, мало ли что он скажет? Ему-то на войну не идти, а убивают других, здоровых, кому жить бы да жить…

Но все это будет потом, а пока никто и представить себе не мог, что мальчикам, рожденным в мирное время, доведется воевать в своей же стране, убивать и умирать по приказу и мамы снова будут получать похоронки.

В последний год перед школой отец купил Сереже набор разноцветных кубиков с буквами и цифрами, и Сережа охотно играл в них, учился складывать слова. Правда, цифры почему-то занимали его больше. Когда Сережа уяснил, что четыре больше двух, а если после единицы поставить нолик, будет уже десять, как пальцев на обеих руках, он принялся без устали складывать свои кубики снова и снова, будто торопился узнать что-то важное, только ему предназначенное.

Однажды поздним вечером родители, уложив Сережу, мирно пили чай на кухне, наслаждаясь редкими минутами покоя и тишины. Говорили о том, что вот опять подходит лето, отпуск скоро и можно будет снова ехать в Ломановку, так что надо заранее договориться с Зинаидой Матвеевной – старушкой, у которой они уже много лет снимали домик. О том, что Сереже в школу идти осенью, надо ребенку отдохнуть как следует, воздухом подышать. О том, что форму и портфель надо бы купить заранее, а то потом, в августе, не протолкнуться будет в универмаге…

Дверь, отделяющая кухню от коридора, с грохотом влетела в стену. Сережа вбежал, топоча босыми пятками по полу, в одной рубашонке. В руках он крепко сжимал два кубика – с единицей и тройкой.

– Ты что это? – Мать строго сдвинула брови. – Ночь на дворе, спать давно пора!

Но сын, кажется, не слышал ее.

– Я – тринадцатый, мама! Я – тринадцатый… – повторял он.

В голосе его звучало радостное возбуждение, почти ликование, и не скоро потом родителям удалось снова уложить его в постель.

– Что это с ним? Прямо ума не приложу! – вздохнула мать.