Ожидание

На переднем крае шла обычная для нас жизнь. Старший лейтенант Веселков и лейтенант Ростовцев начали пристреливать орудия и минометы, ставить перед пулеметными взводами заградогни. Постукивали пулеметы: это командиры, сговариваясь по телефону, устанавливали ориентиры кинжальных и фланкирующих огней для ночной стрельбы, готовились при необходимости прикрывать друг друга. Пристрелкой руководил Макаров. Мы еще ночью уточнили с ним все, что надо будет сделать днем, и составили примерную схему обороны.

Пришли на КП Ростовцев и Веселков. Орудия и минометы пристреляны. Перед каждым выводом поставлены неподвижные заградительные огни. Надо давать им названия, условные серии ракет. Решили назвать огни: "Лось", "Верблюд", "Тигр" и "Слон".

Веселков с честью носил свою фамилию. Это был песенник, балагур, плясун. Вот и сейчас - уселся на нары, сдвинул фуражку на затылок, привалился плечом к стенке и потихоньку запел:

Расцветай, кудрявая рябина,

Ох, да наливайтесь, вишни, соком вешним...

Рябоватый, малоразговорчивый Ростовцев, сидя подле него, скручивал папироску. Ростовцев - чудесный практик из сержантов, звание лейтенанта присвоено ему недавно_ он еще не привык к офицерским погонам, они смущают его. Очевидно поэтому он несколько дней ходил вообще без погон;

сержантские снял, так как он уже перестал быть сержантом, а надеть офицерские погоны стеснялся, так как слишком неожиданным был для него этот переход, если можно так выразиться, из сержантского в офицерское положение. Лишь потом, когда я сделал ему замечание, он решился надеть погоны.

Не успел Веселков закончить своей песни, как меня вызвали на улицу. В овраге стояла толпа автоматчиков. На склоне оврага сидел генерал Кучерявенко, командир дивизии, в оперативном подчинении которой находился наш батальон. Генерал о чем-то разговаривал со своим адъютантом, стоявшим подле него.

- Командир четвертой роты, капитан... - начал я докладывать, но генерал перебил меня:

- Ладно, знаю. Пойдем посмотрим, как вы тут устроились.

Я повел его во взвод Лемешко. Дорога туда была самой безопасной.

- А ведь обстреляли нас, сволочи! - вдруг сказал генерал.

- Вы напрасно днем пришли сюда, - ответил я. - Опасно же.

- Ну, это еще полбеды, - весело отозвался он. - Люди-то твои ходят?

- Ходят.

- А мы что, не люди, что ли?

Когда мы пришли во взвод Лемешко и, высунув перископ, смогли увидеть лишь небольшой участок нейтральной - полосы, а дальше все скрывалось от нашего взора за бугром, генерал призадумался. Отдав перископ Лемешко, он долго молчал, покусывая прутик.

- Плохо, - наконец проговорил он. - Как, по-твоему, сержант? обратился он вдруг к сержанту Фесенко, стоявшему тут же.

- Не видно ничего, товарищ генерал, - бойко ответил тот. - Надо вперед продвинуться. А так - разве это война?

Генерал, прищурясь, посмотрел на меня. Лицо его оживилось, он как бы спрашивал меня с веселым любопытством своими зоркими, небольшими, окруженными старческими морщинками глазами: "Понял ли ты что-нибудь? Неужели ты ничего не понял?"

- М-да... - с сожалением проговорил он, видя, что я молчу и, стало быть, в самом деле ничего не понял. - Ну, будьте здоровы! -И пошел, помахивая прутиком, в распахнутой шинели, обратно. Мы тронулись следом.

День был солнечный, теплый. Не доходя,до моег.о блиндажа, генерал сел на землю, сказал мне:

- Садись, капитан.

Я сел.

- Боевой устав пехоты у тебя с собой?

- Он в блиндаже, я сейчас принесу.

- Не надо, - сказал генерал. - Боевой устав пехоты должен быть у командира всегда при себе, в полевой сумке. - По его сердитому голосу было видно, что он теперь недоволен и мною, как командиром роты, и тем, как я устроился здесь со своей ротой. Это показалось мне обидным.

Я сказал, что у меня нет сумки, а только планшетка, в которую он не влезает. Карту я всегда ношу с собой.

- Какой участок занимает рота по фронту? - спросил генерал, очевидно, подумав, что я самый отпетый олух.

Я покраснел. Нашел, честное слово, время экзаменовать меня. Разве сейчас до этого? Мне стало досадно, я сказал:

- Два километра.

- А в глубину?

- Три.

- Чего?

- Километра.

- Не знаешь ты, капитан, устава, не знаешь.

- Знаю.

- Нет, не знаешь. Сколько, адъютант, по фронту рота занимает? Ну, живо!

- Семьсот метров.

- А в глубину?

- Тоже семьсот метров.

- Видал? - повернулся ко мне Кучерявенко.

- Видал, - сказал я. - Только это по уставу, теоретически. А на практике все иначе. Вот у меня два километра по фронту, а в глубину три. Это как, по уставу?

Он с интересом, даже с некоторым удивлением рассматривал меня. И когда заговорил, то я понял, что мнение его обо мне теперь несколько изменилось.

- Орел, орел! - покачал он головой. - Да у тебя огня больше, чем в стрелковом батальоне. Ты огнем богат, как дьявол. Я поэтому и доверил тебе этот участок.

- Людей мало.

- У меня у самого их мало. Но овраги свои ты мне удержи во что бы то ни стало. Хоть кровь из носу. Головой ответишь. Понял?

- Понял.

Он поднялся, протянул мне руку.