Ожидание

— Ей много лет, как и мне!

Ника словно очнулась, стыдливо положила подушку на место, и, встав с кровати, прошла к краю веранды. Улицу освещали фонари, в парк шла молодежь на танцы…

— Так это правда?

— Что?

— Что отец Геры — Володя Зоринский?

Ника молчала. Что она могла сказать этой умной, пожилой женщине? И разве можно бы-ло тревожить то, что запрятано за семью замками. Но молчание становилось тягостным, и, наконец, она тихо произнесла:

— Почему ты так решила тётя?

— Я сегодня утром видела Владимира в Центре, вместе с Тосей. Он приехал её прове-дать. Когда я увидела его глаза, улыбку, губы, я почему-то решила, кто может быть от-цом Геры. Ведь он писал тебе? Верно?

Ника стояла молча у самого края веранды, обхватив плечи руками, и вглядываясь в освещенную ночными фонарями улицу.

— Значит он здесь, он тоже здесь, здесь, здесь… — стучало в её висках.

Но раздавшийся опять голос тети Фани вывел её из оцепенения.

— А я ведь им похвалилась, что племянница с детьми приехала. Дескать, молока для каши купить надо…

— Нет, тётя, ты ошибаешься. У Геры был другой отец! — вдруг произнесла Ника и сама себе ужаснулась. Неужели она отрекается от Володи!

— Ну и ладно. Другой так другой! — согласно закивала головой тетя Фаня, с трудом под-нявшись, пробормотала:

— Эхо-хо, жизнь то, как мчится. И я ведь девкой молодой была, да горячей! И ошибок было, не счесть!

Зевнув, она перекрестила рот, себя, Нику и поплелась в дом, что-то бормоча себе под нос.

Ника лежала под тонким одеялом, и ей было жарко. Она раскрылась, но жар не прохо-дил. Тело, словно раскаленное железо, пылало и требовало прохлады. Ника сняла ночную сорочку, но жар опять не прошёл. Залаяла Белка, и Ника, вскочив, бросилась к краю ве-ранды. Вдоль забора метнулась чья-то небольшая тень.

— Видно кошка! — вздохнула женщина, накидывая халат на голое тело.

Она постояла, глядя куда-то в ночное небо, но потом вдруг развернулась и тихонько сту-пая, стараясь не скрипнуть расшатанными половицами, сошла по ступенькам крыльца вниз. Тихонько стукнула калитка. Белка заурчала, но лаять не стала. Ника прошлась не-много и остановилась, словно понимая, что она делает что-то не то. Но тут-же упрямо мах-нула головой, отчего её длинные волосы разметались по плечам, и, рванувшись, она по-шла вперёд.

Она словно летела! Её босые ноги едва касались земли, но Ника ничего не замечала кру-гом. Она шла, она мчалась на эту встречу, на это свидание, как будто боялась опоздать. Ника прошла Ручей, и холодная вода обожгла ей ноги.

Она шла не спеша, когда позади неё вдруг послышались шаги. Но она не испугалась, а лишь замерла, закрыв глаза и прижав руки к груди. Сильные мужские руки обняли её, и тихий ласковый голос прошептал:

— Здравствуй мой милый Стриж!

Она стояла не шевелясь, словно боялась, что если повернётся, или что-то скажет, то виде-ние исчезнет. Закрыв глаза, она молча внимала этому голосу.

— Я знал, что ты придёшь! Я ждал тебя, любимая! Я ждал тебя целую вечность, и ты пришла!

— О, Боже, что я делаю? — вдруг пронеслось у Ники где-то там, в глубине её сознания.

Она попыталась что-то сказать, но жесткие властные губы мужчины нашли её губы, и впились в них так, словно хотели утолить жажду любви горевшую в них.

— Я люблю тебя! — шептали эти жесткие губы.

— Я люблю тебя! — отвечали другие.

Но они не смели сказать:

— Что мы делаем с тобой? Мы воры, просто воры, укравшие эту ночь для нашей любви. Преступной любви!

Они, эти губы молчали, лишь отвечая на поцелуи, ласки и ту страсть, которая словно горела сейчас в ночи ярким огнём.

Мужчина и женщина! Кажется, они сами были похожи в этот момент на две ночные ба-бочки, которые слетелись на этот огонь, и, не ведая страха гибели, метались в этом огне, как-бы чувствуя, что миг их совокупления и был последний миг их жизни.

Уставшие, они лежали рядом, тесно обнявшись. Володя, перебирая волосы Ники, вдруг рассмеялся, и она с удивлением глянула на него.

— В этот раз тебе не придется обрезать свои прекрасные волосы. Кусты чертополоха боль-ше не потребуют своей жертвы. Этих кустов больше нет!

— Да, их уже нет! — грустно проговорила Ника. — Сколько лет их старались вывести, и всё напрасно. Стоило проложить здесь колею для машин, и всё исчезло! Остались лишь песок да глина!

Она задумалась, но Володя притянул её так близко к своей груди, что Ника опять услы-шала стук его сердца.

— Стриж, мой милый, славный Стриж! Как я люблю тебя, и всегда любил!

— Но я уже не Стриж, и совсем не похожа на ту маленькую стриженую девочку! — тихо за-смеялась Ника.

— Нет, ты навсегда останешься для меня той девочкой, в которую я был безнадежно влюб-лён всю свою жизнь!

— Неужели ты был влюблен в девчонку? Ты шутишь?

— Нет! Я не шучу! И, наконец, хочу перед тобой повиниться.

— В чем же? — засмеялась Ника.

— Ты помнишь, тебя обстригли в детстве. Ты тогда испугалась…

— Мужчину! Огромного, черного! Он, почему-то гнался за мной! — подхватила Ника, смеясь.

— Это был я!

— Ты? — Ника недоверчиво глянула Володе в лицо. — Но ты никогда не говорил мне об этом…

— Мне было стыдно, что я принёс тебе боль!