Ожидание

В палате густо пахло поврежденным телом, незамкнутым, разъятым кожным покровом. Или раненой слизистой оболочкой. Солоноватый, темный, кровянистый запах. Очень физиологический. Саша подумала, что раз она в больнице, то, возможно, с ней что-то серьезное. Например, болезнь Крона или даже онкология. А может, какое-нибудь редкое, почти не изученное заболевание?

– Александра Валерьевна, почему скорую не вызвали? – изумрудно-глубоким голосом спросил врач. – Думали, сами как-нибудь справитесь?

– Да, мам, действительно, почему? Хорошо еще, что я телефон забыла и вернулась. А иначе неизвестно, как бы все закончилось. Это же опасно, вот так, одной, без помощи!

– Даже дочь твоя в шестнадцать лет и то сообразительнее тебя!

– Я… я не знаю, – полушепотом сказала Саша и на пару секунд прикрыла глаза. Изнанка век тут же замелькала солнечными пятнами на паркетных ромбах, лиственными узорами на оголившихся кремовых обоях.

– А не помешало бы знать, в такой-то ситуации, – недовольно пожал плечами врач. – Ладно, что уж теперь. Чувствуете себя как? Живот болит? Голова кружится?

– Немного…

Было очень жарко и в то же время знобило. Саша медленно повернула голову в сторону окна с открытой форточкой. На сквозняке дрожали бледные полупрозрачные занавески. Рядом с окном было что-то еще, что-то пестрое, неопознанное, никак не достигающее Сашиного сознания.

– Александра Валерьевна, вы вообще где наблюдались?

– Не поняла… Наблюдалась – в каком смысле?

Саша перевела взгляд обратно на врача. У него были крепкие скулы, тяжелый, заштрихованный темной щетиной подбородок, большой мясистый нос. Брови мохнатые, почему-то сердито сдвинутые. Глаза усталые, с покрасневшими белками, опутанными множеством тоненьких веточек-прожилок.

– В самом прямом. В районной консультации, в частной клинике? Где?

При этих словах Саша почувствовала, что внутри нее зарождается что-то странное, невнятной природы. Не тошнота и не боль. Что-то скользкое и холодное; нечто такое, о чем совсем не хотелось думать.

– Я не поняла… Почему я должна была наблюдаться? Я чем-то больна? Чем-то страшным?

– Я вашей карты не видел, про ваши болезни ничего сказать не могу.

– Тогда почему?..

Врач устало и как будто удрученно вздохнул, с раздражением потер переносицу.

– Вам вроде уже не семнадцать лет. Да и дочь у вас есть, почти взрослая. Вы издеваетесь надо мной? Хотите сказать, вы не знали, что нужно было наблюдаться?

– Зачем?..

И тут внезапно врач повысил голос, тут же потерявший свои изумрудные переливы, и кивнул в сторону окна:

– Чтобы он здоровым на свет появился.

Саша сразу обильно взмокла: бисерные капли пота превратились в быстротечные извилистые ручьи. Из желудка поднялась волна жара, а кожа молниеносно покрылась острыми мурашками.

– Если бы не Кристина, он бы сейчас лежал не здесь, – проскрежетала мама. – А в лучшем случае – в реанимации. Скажи спасибо дочери, что скорую вызвала. Как сама-то не додумалась? Тоже мне, мать называется. Вот, любуйся.

И Саше ничего другого не оставалось, как вновь повернуть голову. И на этот раз она увидела мальчика. Он крепко спал за стеклянным бортиком кровати, в серой шапочке, под синим одеяльцем с кувыркающимися дельфинами. Розовощекий, маленький, сморщенный, словно высохшее яблоко. Невозможный, ненастоящий, чужой, нет, нет, не Сашин.

– Он же прямо на полу валялся, когда я вошла, – звякающим, монетным голосом сказала Кристина. – Весь в крови. Липкий, какой-то не то синий, не то фиолетовый, ужас! И вопил при этом так, что с лестницы было слышно! Я еще подумала, когда поднималась: у соседей, что ли?

– У соседей?.. – машинально, со дна окаменелой безотчетности переспросила Саша. Из плотного речевого марева она выловила лишь последние слова.

– Ну да, у Кострюковых. А когда вошла в твою комнату и увидела там младенца, глазам не поверила. Ты тоже на полу лежала, почти без сознания. Несла что-то несвязное. Я и сама чуть в обморок не грохнулась. Мам, объясни, почему ты не говорила нам ничего? Мы же вообще не в курсе были!

– От своих родных такое скрыла, – остро и ржаво скрипнула мамина фраза.

Саше захотелось обратно в сон. Туда, где колышутся кроны, где шелестят неразличимые сочно-зеленые голоса. Она крепко, изо всех сил зажмурилась, будто пытаясь вдавить себя внутрь, загнать в глубину забытья.

– Ребенка вашего, конечно, понаблюдать нужно будет, – продолжил врач. – Все-таки два четыреста всего, маловато. Да и гипоксия была. Через пару часиков к вам неонатолог Мария Марковна заглянет, с ней на этот счет поговорите.

– Да, мам, смотри, он же совсем крошечный!

Саша разжала веки и села рывком, собрав воедино жалкие крохи сил. Перед глазами все поплыло, ярко вспыхнуло алое крошево, завертелись пурпурные нити.

– Что это за розыгрыш?.. – застонала она хрипло, сдавленно, до боли сжимая виски. – У меня самолет, мне собираться надо. И ты, Кристина, почему ты не уехала? Сколько вообще времени?

– Мам, успокойся. Ляг, пожалуйста. Я никуда не поеду. В ближайшие дни, по крайней мере.