Оживи покойника

Через сорок минут все вещи были собраны и загружены в шуряковский лимузин. Сам Шуряк сел за руль, Павло разлегся на третьем сидении и, положив под голову рюкзак, сразу захрапел, а Федор устроился на среднем сидении. Ехали молча: Шуряк все внимание сосредоточил на дороге, потому что гнал под сотню в час при пасмурной погоде, а Федору просто не хотелось говорить - он смотрел на плывущие вдоль широкой автострады невозделанные поля с пестрыми луговыми цветами, отчаянно пытавшимися развеселить хмурый день, и размышлял над неожиданным поворотом в своей судьбе.

И действительно, еще вчера он спокойно ехал в привычном вагоне родного московского метро, ругая про себя напоминающий застойное болото мир, в котором не происходит ничего значительного, из-за чего стоило бы жить, а сегодня - летит в насквозь продуваемом шестидверно-бездверном лимузине на какой-то странный остров в компании едва знакомых людей, чтобы ловить там неизвестную собаку, по которой скучает неведомая старуха. И нет в его теперешней жизни ничего общего с прежней, кроме собственного имении и фамилии... разве только "барабашки" созвучны с "шарошками". "Барабашки... чушь какая-то! Просто мы едем в Подмосковье за грибами", - попытался вообразить себе Федор для самоуспокоения.

- Вот он! - прорезался сквозь гул ветра крик Шуряка.

- Кто? - не понял Федор.

- Чудо-остров, - усмехнулся Шуряк.

Федор выглянул в левый дверной проем и увидел, что автострада проходит теперь по склону холма: внизу мелькало шпалами железнодорожное полотно, а еще ниже степенно несла свои непроницаемо-темные воды широкая река, на противоположной стороне которой можно было различить размытые туманной дымкой зеленые очертания покрытых лесом высоких берегов.

- Погодка - что надо! - показал Шуряк через плечо оттопыренный большой палец правой руки. - В туман закутаемся и порядок!

- А это тот самый мост?

- Как видишь! Они промчались мимо ажурного моста, железные опоры которого были выкрашены в голубой цвет. Въезд на мост преграждался несколькими рядами высоких спиралей колючей проволоки, перед которыми неспешно прохаживался солдат с автоматом за спиной.

- Приехали, - остановил Шуряк машину минуты через три, буди нашего суслика!

Федор перегнулся через спинку сидения и растолкал Павло.

- В чем дело? - хмуро спросил Павло, не узнавая спросонья Федора.

- Дело в шляпе, шляпа на папе, а папа в Гестапо, - выдал Шуряк.

- А, это ты... - очухался Павло.

- Детсадовский фольклор, - пояснил Шуряк. - Вы двое пока спускайтесь к воде и лодку готовьте, а я машину отгоню подальше на всякий случай, чтоб не маячила.

"Вы двое" нагрузились рюкзаками, спрыгнули с бетонного бордюра на железнодорожное полотно, перешагнули через рельсы и спустились по крутому каменистому откосу к реке. Павло достал из рюкзака ножной насос и принялся накачивать лодку, а Федор стал от нечего делать швырять в воду под острым углом плоские камешки, чтобы подпрыгивали... раз-два-плюх... раз-два-плюх... раз-два-три-четыре-плюх... Сверху раздался резкий вой. Федор поднял голову: по насыпи мчался, поднимая в воздух пыль с мусором, длинный пассажирский поезд с серебрящимися боками... Федору вдруг жгуче захотелось оказаться в этом поезде, чтобы сидеть в уютном купе у окна и с безучастным интересом наблюдать, как внизу у реки копошатся возле резиновой лодки два чудака.

- Слышь, Федор, - вернул его к реальности Павло, - иди покачай, а я облегчусь пока, чтобы наша шхуна ниже ватерлинии не опустилась.

Павло удалился в кусты, с треском продираясь сквозь ветки, а Федор стал качать, вздыхая: вся эта затея с походом на Барабашкин все больше казалась ему дурацкой. По откосу зашуршали камешки: спускался Шуряк.

- А где боцман? - спросил он.

- Волной смыло, - невесело пошутил Федор.

- Соскучились? - появился застегивающий на ходу брючный ремень Павло. - Хорош, - помял он ладонью округлый борт лодки, - а то лопнет.

- Паша, а тряпок ты не взял, случайно? - спросил Шуряк.

- Только то, что на мне, Сашок. А зачем тебе?

- Весла обмотать надо, чтоб не плескались, а то я слышал, будто здесь берега акустическими локаторами нашпигованы. Может, и брехня это, но все же... Ладно, последнюю рубашку с себя снимаю, - Шуряк стянул с себя рубашку и одел джинсовую куртку на голый торс. - Рвите, барбосы! - бросил он рубашку в лодку.

Наконец, все было готово: лодка накачана, весла обвязаны, вещи погружены. Федор сел на нос, Павло - на весла, а Шуряк на корму, чтобы задавать направление. Отчалили.

- Слышите? - спросил Шуряк, когда они проплыли метров пятьдесят.

- Вроде, гудит что-то, - Павло по-собачьи наклонил голову вбок, выставляя вверх ухо.

Федор тоже прислушался: со стороны острова доносился низкий гул, какой обычно можно услышать, проходя мимо крупного завода.

- Они? - коротко спросил Павло.

- Ты бинокль взял? - спросил Шуряк вместо ответа.

- А ты заказывал?

- Самому думать надо! - огорченно сказал Шуряк.

- Возьми в вещмешке, - сказал Павло, выдержав паузу.

- Умничка! - потрепал Шуряк Павло за толстую щеку, пользуясь тем, что у того заняты руки.

- Сейчас как глушану веслом! - обиделся Павло.