Оживление

Встречный поезд прошел, тронулся скорый Босха, а кругом совсем светло белые ночи. Это его остановка. Спрыгнул на песок. Шуршит шуршунчик. Запах шпал. Поезд убрался, никого вокруг, никого и не надо, никто все равно не поймет. Два часа ночи, а так светло! Босх одевает второй свитер и направляется к станции. Станция - убежище русского человека, его спасение в пути и часть его души. Выбиты стекла. Внутри, в углу лежит куча старого говна. Скамейки исписаны ножом, надписи - стандартные: "хуй", "пизда", "ДМБ-78", "лена сука", "кремень", "вася" с небольшими вариациями. Половина бетонного пола расковыряна, в крыше - дыра.

Сразу хочется запеть арию Онегина, или посмотреть па-де-де из балета "Лебединое озеро" Петра Ильича Чайковского, исполняют народные артисты СССР Владимир Васильев и Елена Образцова. Дирижер - лауреат премии имени Ленинского Комсомола Евгений Светланов. Босх расстелил на лавочке спальник и посмотрел в окно. Все в розовом тумане. Крупная черника. На колени в мох, наестся на год, дыхания не хватает, язык синий на два дня. Дорога среди камней к воде. Тихий залив Белого моря, розовый туман на берегу, бежать и броситься в воду. Морские звезды. Босх сел на теплые бревна причала. Дно видно почти на пять метров, все еще спит, райское место. Начался прилив, вода ласково заплескалась по камням. Босх задремал.

20 На пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись горы.

Раннее утро в Дамаске. Три часа. Улицы лениво политы жирной водой, слегка прижимающей пыль. Белый минарет торчит лучом света среди низких домиков. В тишине слышны шаги муэдзина по винтовой лестнице внутри, 111 ступенек. Пока прохладно, надо начинать день. Муэдзин запевает ломанную зигзагообразную змеиную песню, причудливо извивающуюся вокруг струны минарета. Рядом другой запел, еще один, перекликаются по всему городу, Венера еще в небе, а может, уже используют магнитофон. Знакомый Босху мулла носил под длинной черной рясой пистолет, выделяющийся сбоку на брюхе - по дорогам стреляют. Веселый был мужик. Его шофер Абдулла улыбался ослепительными зубами и носил яркие цветные рубашки с короткими рукавами. Как-то в пробке перед Дамаском все загудели, зашумели, Абдулла выехал на встречную полосу, подъехал к виновнику пробки, тот виновато улыбался, Аблулла высовывается из газика по пояс и плюет ему в лицо. Под рубашкой Абдулла прятал портрет Ленина, вырезанный из газеты.

Босх медленно разгрыз сухарик, улавливая тмин языком, запил сухость глотком воды и снова лег на койку. Перед глазами возникла зимняя Рига, гостиница при колхозном рынке. В комнате пять кроватей, кроме Босха с приятелем еще группа горцев. - Слющай, дарагой, купи шапка, хорощий меховой шапка из барана, сам резал, всего сорок рублей!

- Не могу, денег нет.

- Ну, быри даром, за трыдцать.

- Не могу, спасибо.

Начинают шумно говорить все разом, молодые, горячие. В центре - седой аксакал. К ночи все испарились, аксакал остался один, лег на постель лицом к стене и сразу уснул. Босх с приятелем тоже уснули, утомленные блужданиями. В пять утра вдруг зажигается свет, аксакал с шумом двигает железную кровать куда-то в сторону, кладет коврик у стены. Первая мысль Босха - "Сейчас достанет кинжаль и будет нас резать на шапка". Аксакал бросается на колени и...начинает молиться. Сотня поклонов, лбом до пола, поклон, скороговорка, поклон, скороговорка, и моющие движения руками. Босх прячется под одеяло от страха. Сейчас ворвутся джигиты, и начнется джихад. Аксакал спокойно поднялся, свернул коврик, стал отхаркиваться. Ровно шесть ноль-ноль. "Союз нерушимых республик свободных" - грянул кривой пластмассовый ящик на корявой стене с теми же надписями, что и на станции. Прослушав гимн до конца, аксакал выпил чаю, отослал джигитов, расправил халат под ремнем. Начался торговый день. Босх все еще лежал под одеялом.

21 И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди.

Раннее утро на 16 станции Большого Фонтана, почти Лютсдорф - осталось от немецких переселенцев. На мысу рядом погранзастава и монастырь, окруженный высокими стенами. За стенами - вишня, черешня. Длинный спуск к морю. О, Черное море Одессы! От монастыря идет металлическая лестница, берег выложен гранитом - купальня для монахов. Семь часов утра. Солнце играет на тихих сладких волнах. Тихие быстрые шаги по лестнице. В черном костюме спускается Босх, на груди - здоровый крест. В купальне он легко сбрасывает с себя рясу, обнажая мускулы сталевара, бросается в воду, долго и шумно плещется, а потом обсыхает под теплым солнцем и ветром. Тело играет. Потом - медленно вверх на молитву. Днем в перерыве - пляжный волейбол со шлюхами, у которых все груди наружу. Дальше если идти по пляжу, вообще все голые. Мечта затворника - утреннее купание, голые груди, вишня, черешня, кагор. Иногда огромные розы и персики. Все розы мира, южная страсть и большие звезды. Морские звезды в Белом море.

Босх просыпается. Так хочется еще сухарик!

22 Все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло.