Ожившие древности

В XVII веке сюда пришли русские. Культура аборигенов — эвенков, бурят, якутов — обогатилась европейской. И русские много почерпнули полезного, рационального у местного населения. Значительно больше стали возможности человека. Он смог лучше обжить и освоить территорию. И первых русских мы также по праву называем землепроходцами.

Строительство Байкало-Амурской магистрали практически закончено. Строилась она не только ради настоящего, но и ради будущего. И первостроители магистрали тоже землепроходцы. БАМ работает, работает на советского человека, и песни сегодня уже поют о новой дороге, о новой большой стройке... Но БАМ всегда останется и в стальных рельсах, которые пересекают хребты, реки, болота, вековую тайгу, и в трудовых делах, и в памяти народной. А строители БАМа навсегда войдут в историю.

В ее анналах есть и должно быть место для наших далеких предков и для сегодняшних строителей. Долг историков и археологов — сохранить память о давно ушедших временах и поколениях людей. День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего. Все в жизни и судьбах людей и поколений имеет свое начало. День завтрашний — продолжение дня сегодняшнего, умноженное талантом и трудом грядущего поколения.

Они были первыми

История изучения Северной Азии полна примеров великого подвижничества людей, отдавших свои жизни ради науки и новых открытий, примеров подвига и трагизма. Можно назвать десятки имен замечательных ученых-исследователей, которые навсегда остались погребенными в вечной мерзлоте. А сколько погибло сотен и тысяч людей, имен которых мы не знаем, движимых по разным причинам все дальше и дальше на Север. Многое могли рассказать, если б умели говорить, безымянные могилы, часто встречающиеся за Полярным кругом. И сегодня можно услышать немало интересного об этих бесстрашных пионерах Севера в легендах и преданиях, еще бытующих среди аборигенов тундры.

В одном предании, записанном журналистом Леонидом Шинкаревым, рассказывается следующее.

Жарким летом 1735 года под Якутском на Жатайском затоне строили трехмачтовый дубель-шлюп «Якутск» для плавания среди северных льдов. Командир Лено-Хатангского отряда Второй Камчатской экспедиции лейтенант Василий Прончищев и штурман Семен Челюскин, молодые офицеры русского флота, взволнованные предстоящим совместным походом в Ледовитый океан, пропадали на верфи, торопя корабелов. Однажды Прончищев и Челюскин скакали в город берегом реки, погоняя местных низкорослых лошадок. В заливе купались черноволосые девушки-якутки. Всадники осадили лошадей, пошутили и хотели было двигаться дальше, но одна из девушек обернулась, и они с удивлением увидели европейские черты лица. Было отчего смутиться флотским офицерам: девушка была очень красива. Лошади еще долго топтались на месте, косясь на залив, откуда доносилось веселье. Друзья навели справки — Мария, так звали девушку, оказалась дочерью сосланного в северный край дипломата, приближенного к Петру Великому и попавшему в немилость после смерти государя. Она получила европейское воспитание, прекрасно пела, рисовала и была любимицей якутской молодежи. Свободно говорила по-якутски, знала народные обычаи, в праздник Ысыах лихо пила из чорона кумыс и водила хоровод ёхор. Талантливая, веселая, быстрая! В общем, флотские офицеры с той поры зачастили в ветхую избу, где девушка жила со старым отцом, который был рад возможности общения с образованными моряками из экспедиции командора Витуса Беринга.

Всю зиму, пока на верфи строили корабль, Прончищев, Челюскин и Мария не разлучались. Они катались со снежных гор, ночами слушали якутов-олонхосутов, читали книжки, учились играть на хомусе, скользили по льду Лены, бродили вокруг башни, острога, отгоняя мысли о неизбежной весенней разлуке.

Прончищев и Челюскин полюбили Марию. Весной, когда прошел по реке ледоход, а военный корабль спустили с бревенчатых стапелей на воду, и он уже покачивался на волнах, удерживаемый якорной цепью, и вся команда была возбуждена скорым прощальным звоном судового колокола, Марии надо было сделать выбор... Она стала женой Прончищева. По обычаям, женщину не положено брать на борт военного судна, но матросы так любили своего командира и так привязались к его юной, прекрасной жене, что в дни прощания осмелились постучать в каюту лейтенанта. «Василий Васильевич, может, возьмем... на борт? В Петербурге, ей-богу, никто не узнает!» Челюскин также согласно кивал головой.

Они были первыми