Ожившие фантазии

Мне вовсе не хотелось пускаться в откровенности, но я так рассердилась на предположение Лонберга, что не смогла удержаться.

— Вот, значит, как… То есть муж бросил вас ради другой?

— Никто меня не бросал — я ведь, в конце концов, не салфетка… Когда я узнала, что Ричи мне изменяет с Лил, подала на развод.

— И спустя несколько лет ваш муж понял, что сделал глупость?

— Что-то вроде того, — угрюмо ответила я. — Только мне кажется, что на самом деле Ричи ничего не понял. Видно, Лил порядком ему надоела и он решил разнообразить свою скучную жизнь… Да бог с ним, Лонберг. Он не имеет к этому никакого отношения. И его пассия тоже.

— Да, только почему-то ваш Ричи оказался на берегу, рядом с вами, в тот вечер, когда вы встретили эту девочку со странным прозвищем.

Лонберг окинул меня выразительным взглядом, и, честно говоря, я даже испугалась того, что он может и в самом деле обвинить во всем Ричи.

— Нет, даже не думайте, — поспешила возразить я. — Во-первых, Ричи на такое не способен. Во-вторых, он очень дорожит своим добрым именем — ведь у него собственное дело, и, надо сказать, довольно прибыльное. В-третьих, у него даже нет мотива. Не думаете же вы, что он стал бы убивать всех подряд, чтобы насолить мне? При этом еще надеясь на то, что может ко мне вернуться?

— Явного мотива у него действительно нет, — согласился Лонберг. — Но, может быть, есть скрытый?

— Чепуха, — сердито возразила я. — Вам бы только найти, на кого свалить вину.

Лонберг посмотрел на меня таким тяжелым взглядом, что я тут же пожалела о сказанном.

— Какая же вы все-таки недальновидная женщина, мисс Олдридж. Я пытаюсь вам помочь, а вы… Кажется, вы первая начали подозревать, что вам грозит опасность. Неужели забыли?

— Я помню, — кивнула я, сверля Лонберга осуждающим взглядом. — Если вы не прекратите меня третировать, у нас ничего не получится.

— А что должно получиться? — насмешливо посмотрел он на меня.

Его темные глаза влажно блестели, как косточки, только что извлеченные из спелого абрикоса. Меня смутил этот взгляд, насмешливый и глубокий одновременно. Я вспомнила о том поцелуе, который весь день не давал мне покоя, и только сейчас почувствовала, как сильно мне хотелось, чтобы тот воображаемый поцелуй стал реальностью.

Думаю, Лонберг вряд ли догадывался о моем сумбурном открытии, потому что продолжал смотреть на меня, а я таяла под этим влажным взглядом и думала о том, как же красивы эти далеко не идеально очерченные губы.

Что было бы, если бы он сейчас придвинулся ко мне и склонил свое грубоватое лицо над моим? Вряд ли я бы стала вырываться и сопротивляться, скорее позволила бы себе насладиться его грубым поцелуем. Я почему-то думала, что Лонберг не умеет быть нежным и большинство женщин, с которыми ему доводилось встречаться, любили в нем страстную напористость и упрямство. Что до меня, то я не уверена, что мне бы это понравилось, но почему-то в тот миг мне мучительно хотелось почувствовать, какой вкус у его крупных неровных губ…

— Эй, вы что, заснули, мисс Олдридж? — Лонберг провел ладонью перед моим лицом. — Вы, писатели, что, все такие? Выключаетесь, как лампочка, когда думаете о своем?

— Никакая я не лампочка, — едва не покраснев от смущения, ответила я. — Просто задумалась насчет ваших нелепых подозрений.

— Не таких уж и нелепых, — спокойно возразил Лонберг. — Я подозреваю, что убийца вас знает. Может быть, конечно, он следил за вами, но выслеживать вначале вас, а потом еще и свою жертву — на это у него ушло бы слишком много времени. Конечно, я не исключаю и второй вариант, но первый мне кажется куда более вероятным. Вот, например, ваш агент… Запамятовал, как его зовут…

— Генри Слемингтон, — напомнила я.

— Так вот, у этого вашего Генри Слемингтона тоже может быть мотив: может, он задумал прославить ваши гениальные творения на всю Америку? А что? «Городские легенды» станут самой покупаемой книгой в стране, Юстиния Олдридж — самым знаменитым автором, а Генри Слемингтон — литагентом, нашедшим такой бриллиант… Да вы лучше меня знаете, как важна для литературного агента такая репутация. Я уже не говорю о деньгах и возможности уехать из Брэмвилля.

— Куда? — насмешливо поинтересовалась я у Лонберга. — В центральную тюрьму?

— Не думаю, что в планы вашего Генри входит быть пойманным.

— Господи, какая чушь, — вздохнула я, не глядя на Лонберга. — Вам бы писать детективы, а вы тратите время на работу в полиции.

— Напрасно ехидничаете. Я ничего не утверждаю, всего лишь перебираю возможные варианты. Такая уж у меня работа — ничего нельзя исключать.

— То есть всех можно обвинять?

— Это не так. Никто не виновен, пока суд не докажет обратное. Предположение — не доказательство вины.

— Слава богу, а то я уже начала переживать, что вы посадите за решетку моего бывшего мужа и литагента, без которого я как без рук.

— Наоборот, — пробормотал Лонберг, и я вопросительно уставилась на него.

— В каком смысле?