Взгляд, похожий на человеческий.
Сглотнув, Сергей занёс ногу.
За мгновение до того, как пол забрызгало кровью и потрохами, губы крысы сложились в подобие улыбки.
Хруст черепа смолк в ушах и моментально сменился нетвёрдой поступью Глеба. Он ушёл вперёд, но выискивать вход в бункер не продолжил. То и дело он цеплялся за поручни — случайно или намеренно. Сергей с брезгливым прищуром попытался оттереть прилипшую к подошве мерзкую кашицу о сиденье. Та отпускала с неохотой; от липкого звука, словно холодец по тарелке размазывали, пробивало на стон.
Вдруг сверху занялось гудение. Все встрепенулись и вскинули оружие. На стенах и полу вспыхнули расплывчатые полосы белого света; посередине зала возникли колонны, скамейки, напоминавшие помесь решета со столом для пикников, кадки с высохшими растениями. Михаил и Глеб вопросительно взглянули на Сергея. Тот лишь напряжённо потряс головой. В других обстоятельствах его нервная улыбка развеселила бы, но сейчас она вызывала лишь дрожь в коленях.
Глеб приметил ближайшую открытую дверь и выскользнул наружу, глядя под ноги. Боковым зрением он заметил движение: Михаил подал Сергею сигнал, чтобы тот вышел и посмотрел. Сам же Михаил стоял, не спуская глаз с конца перрона — и не опуская дробовик.
То, чего компания ожидала найти меньше всего, нашло их само.
— Ух ты, чёрт… — прошептал Сергей и вздохнул как от усталости. — Ладно, пошли. — Командир перехватил автомат и двинулся вперёд. Остальные — следом, готовые взять цели на прицел.
В конце вестибюля, у самого туннеля стояли люди. Пятеро: двое мужчин и три женщины — молча и неподвижно ждали, пока команда с оружием наготове приблизится к ним. По бокам стояли мужчины. Если бы не висевшие на груди пистолеты-пулемёты, их можно было бы принять за актёров, снимающихся в кино: гладко выбритые, причёсанные (даже вылизанные), в наглаженных белых рубашках, жилетках и брюках и в лакированных туфлях. Бледные, одинаковые, словно восковые лица, казалось, вовсе не шевелились, как и их обладатели. Лишь нетерпеливое переминание с ноги на ногу и покачивание женщин снимало жутковатую иллюзию, что перед мародёрами лишь статуи или манекены, невесть как оказавшиеся под землёй.
Хозяйки станции, как и их защитники, на вид принадлежали не этому миру, а старому. Старшая — седая, горбатая, с испещрённым морщинами лицом с острыми чертами, в синем фартуке поверх тёмной водолазки — стояла впереди группы, держа в руках швабру. Невысокая и потрёпанная временем, она глядела на вторженцев широко распахнутыми глазами с такой неприязнью, на какую способны лишь старухи при встрече с молодыми. По левую руку от неё стояла полная — быть может, беременная — женщина на две головы выше, с гладким округлым лицом, короткими чёрными волосами, одетая в бежевую мешковатую одежду. Её маленькие сощуренные глазки сверкали недоверием, а нижняя губа застыла выпяченная, словно в ироничной усмешке. Позади, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ожидала высокая девочка-подросток, телосложением напоминавшая вешалку с платьем. Огромные, как у куклы, глаза искрились причудливой смесью восторга и страха — то ли перед мародёрами, то ли перед старшими.
«Наверняка они из бункера!»
Чем ближе Сергей, Михаил и Глеб подбирались к подземным жителям, тем большее беспокойство их охватывало: шаги замедлялись, пульс учащался, а руки так и норовили поднять оружие.
«Что-то не так с этими людьми…»
Глеб не выдержал и поднял автомат. Сергей с Михаилом, заметив это, также взяли всех на мушку, на всякий случай. Мамка хотел было что-то приказать, например: «Никому не двигаться», — но этого не потребовалось. Мужчины в костюмах так и не шелохнулись. Женщины, казалось, тоже. Лишь выражения лиц переменились, теперь в изгибах рта и бровей читались порицание и возмущение.
Девочка-подросток смотрела на Глеба, её взгляд перебегал с оружия на лицо, на руки, снова на оружие. Тонкие губы изгибались, словно девочка мыслила вслух и в последний момент одёргивалась, сдерживала поток слов. Она не смотрела на других, а ведь Михаилу с Сергеем, как и самому Глебу, ничего не стоило нажать на спусковой крючок и отправить её к праотцам. Но они не интересовали девочку от слова совсем. От этого Глебу становилось не по себе.
«Что же с тобой, кикимора, не так?!»
Во рту пересохло. Палец чесался на курке. Глеб бросил взгляд на Мамку, ища поддержки или предостережения, но с командиром тоже творилось что-то неладное. Он лихорадочно обводил взглядом конкурентов (а кем ещё они могли быть в этом мире?!), и с каждой секундой его лицо всё сильнее выражало отвращение. При взгляде на мешковатую одежду он скривил рот, словно видел не складки цвета чищеного банана, а выглядывающий между свитером и джинсами целлюлит.
Девочка сделала робкий шаг.
Глеб вздрогнул.
Раздался выстрел. Пуля угодила девочке в плечо, тело развернулось по инерции. «Старшая» и «средняя» нахмурились.
— Твою мать! — обречённо прошипел Сергей, и открыл огонь. Михаил поддержал. Трясшемуся от прилива адреналина Глебу ничего не осталось, кроме как присоединиться к обстрелу.