Ожившие

Катрин первое время на полном серьезе намеревалась уйти в монастырь. Однако ей трижды отказывали, и она смирилась с этим. Она все реже и реже появлялась в своих тусовках, потом неожиданно вышла замуж за Диму, они уехали жить в Карелию, и вскоре у них родилась двойня.

Татьяна и Эдуард больше не общались, и каждый из них зажил своей жизнью.

Она унаследовала имущество Вячеслава. Даже после выплаты всех неустоек и долгов оно оказалось внушительным. Когда все формальности с точки зрения закона были улажены, она уехала в Англию к учившейся там дочери, купила дом и… осталась навсегда.

Он тоже решил в корне поменять свою жизнь и принял твердое решение оставить свое опасное ремесло. Его мечтой было построить настоящий океанариум и запустить туда хищных акул, благо скопившийся капитал позволял воплотить эту мечту в реальность. Однако в какой-то момент стройка перестала финансироваться, а потом и Эд куда-то пропал. Поговаривали, что его убили за старые «подвиги», к тому же он не представил никаких доказательств выполнения своего последнего заказа… Как бы то ни было, его судьба неизвестна.

На Спящий остров, где все началось, приезжали все реже и реже. Туристов мало интересовало пустынное нагромождение скал. А тому, кто все-таки соизволил туда заглянуть, никогда бы не пришло в голову, что под одной из громадных плит покоится рука Марины, несчастной девушки, которая так и не поняла, ради чего она потеряла свою жизнь. То, что оставалось на виду, обглодали чайки и насекомые, а остальное постепенно истлело и превратилось в прах. Часы на запястье разбились от удара и перестали работать в момент падения глыбы. А вот обручальное колечко, как ни удивительно, осталось в целости и сохранности, оно даже не потемнело от времени.

Был ли Сема Розой Скайгард, известной скандальной феминисткой и фотомоделью, так и осталось тайной. Как и сам остров Киукано Скволус, Акулий Плавник, который после этого случая больше никогда не поднимался из пучин Тихого океана.

* * *

Жизнь Валика смело можно было делить на три периода. Первый — до аварии. Второй — после аварии и до острова. И третий, самый тяжелый и невыносимо-муторный, — после всей этой истории. Он никогда не думал, что ожидание окажется таким тяжелым, таким горьким и мучительным.

Он вздрагивал от каждого звонка в дверь. Он замирал, увидев в метро или на улице знакомую курточку или прическу. У него начинало безумно колотиться сердце, когда ему на телефон приходило какое-либо сообщение. У него поседели виски и постоянно слезились глаза, а на лбу появились глубокие морщины, как у старика.

Но жизнь постепенно вносила свои коррективы, желаешь ты этого или нет, и поневоле приходилось подчиняться ее законам.

«Ты почувствуешь сердцем», — сказал тогда Айс.

Что значит «чувствовать»?

«Место аварии…»

Он примчался туда в первый же день, как только приехал. Простоял, как идиот, до самой ночи. Никого.

В клинике ему поставили глазной протез, хотя врачи говорили, что можно сделать операцию по пересадке настоящего, зрячего глаза. Впрочем, Валика это волновало в меньшей степени.

Однажды ночью он «почувствовал». Он проснулся мокрый от пота. Ему показалось, что кольцо Светы, лежавшее на самом видном месте, издавало легкое свечение. Он дотронулся до него. Оно было теплым, словно только что с пальца…

Он спешно оделся и выскочил наружу. С огромным трудом ему удалось поймать бомбилу и уговорить его довезти до того самого места.

Он простоял три часа, пока не начало светать. И в один момент он был готов поклясться, что прямо на проезжей части он видит силуэт любимой. Она стояла прямо на разделительной полосе, хрупкая, призрачная фигурка в развевающемся платье, в ее любимом сиреневом платье, но она исчезла в ту же секунду, как только Валик с нечеловеческим криком кинулся на проезжую часть. Ему даже почудилось, что пахнет гарью и сожженной резиной, а на асфальте свежая кровь и следы от протектора.

Но его встретила равнодушная пустота. Плача, он приплелся домой.

А следующей ночью все повторилось.

Водители, часто пользующиеся этой дорогой, в конце концов привыкли к странному парню с невидящим взглядом, который все дни напролет торчал у светофора. Родители напрасно пытались его вразумить. Он забросил учебу, перестал общаться со знакомыми, и весь смысл его жизни свелся к бесконечному ожиданию.

Хотя иногда, когда он стоял, промокший от дождя или изнывающий от летнего зноя, в его воспаленный мозг частенько прокрадывалась одна неприятная мыслишка: «А что вообще было-то, Валик? И было ли что-то?»

И все чаще он отвечал сам себе — наверное, ничего. Ничего не было. Как там говорил Айс? Это сон.

Все было сном.

Эпилог

Поздним вечером возле ветхой пятиэтажной хрущевки, которую уже давно городские власти определили под снос, остановился роскошный «БМВ». Недавно вылизанная до блеска в автомойке машина смотрелась в этом захолустье столь же неуместно, как смотрелся бы сапог могильщика на фортепиано ручной работы.