Раскрыл коробку поменьше: четыре толстые и одна тонюсенькая пачка долларов, всего сорок две тысячи пятьсот у.е., я даже не стал пересчитывать. Несколько лет назад мы с ребятами помогли одному очень небедному российскому предпринимателю по имени Вася. У него возникли непонятки с партнерами по бизнесу из Юго-Восточной Азии касательно строительства отеля на побережье, и он выехал к ним на переговоры, чтобы лично высказать наболевшее. Переговоры прошли весело и по-российски динамично. В ходе их компаньоны, все как один бывшие соотечественники того самого Васи, в лучших традициях девяностых навешали ему по мордасам и посадили в подвал на хлеб, извините, на рис и воду. Время от времени навещали страдальца в его узилище, били ногами и настойчиво требовали дополнительного финансирования при полном отказе от возможных дивидендов. Родственники пропавшего подключили связи и административный ресурс, вот нас и послали спасать едва не осиротевший российский бизнес. Без особых проблем разобравшись с потерявшими страх, все еще живущими по понятиям бывшими конкретными пацанами, мы выпустили на свободу изрядно отощавшего, обросшего разбойной бородой, дурно пахнущего Васю, более похожего в тот момент на привокзального бомжа, нежели на успешного предпринимателя.
Надо сказать, что ломать конечности и бить в кровь морды бывший узник не стал. Он наказал бизнес-партнеров несколько иначе. Просто обозвал «потливыми козлами» и тут же заключил с ними новое соглашение, несколько скорректированное по сравнению с предыдущим в связи со «вновь открывшимися обстоятельствами».
Через пару месяцев после этого меня вызвали куда надо и вручили большущий пластиковый пакет.
— Что это?
— Премия.
— ?!!
— От Васи, помнишь такого?
— Признаться, не ожидал.
— Предлагает, кстати, всем вам перейти к нему на службу. Что скажешь?
— Обойдется.
— Грубый ты, Коваленко.
— Не люблю буржуев, — буркнул я. Та командировка хоть и обошлась для нас без потерь, еще долго аукалась рецидивами какого-то редкого местного заболевания. Половина народу, верите ли, переболела, и я в том числе.
— Может, и от денег откажешься?
От денег мы, конечно же, не отказались. На каждого из нас пришлось аж по пятьдесят тысяч «зелеными». Из этой суммы я израсходовал семь с половиной: купил дорогое колечко с сережками маме и сделал классный подарок сестренке на совершеннолетие. Еще я собирался потратиться на свадьбу с путешествием, но резко изменилась моя жизнь, и семейный вопрос как-то незаметно сам по себе рассосался. Так что деньги я сберег.
Кстати, о деньгах. По дороге сюда я посетил несколько банкоматов и ограбил их на триста с копейками тысяч, рублей, конечно же. Это не наследство от дедушки из Усть-Перипердюйска, а моя пенсия, до этого момента ни разу не потревоженная. Я всегда жил скромно и, став контролером, не обзавелся дорогостоящими привычками, а на водку, пиво, сигареты и незатейливую закуску вполне хватало зарплаты.
Меж тем крики на кухне смолкли, зато послышались звуки ударов. Загремели кастрюли, упал табурет. Удачно вырвавшийся на оперативный простор Марат поскакал спасаться в комнату, громко стуча босыми ногами по полу. В медицине это, кажется, называется бегом ради жизни. Хлопнула дверь, щелкнул замок, над квартирой нависла тишина.
Я вышел на кухню. Пригорюнившаяся соседка сидела за столом в позе васнецовской «Аленушки». Той, что на камушке у воды.
— Сбежал, гад, — ответила она на мой не заданный вопрос, — и заперся, козлина.
— Теперь надолго? — лениво полюбопытствовал я.
— Скажешь тоже, — хмыкнула она, — пиво-то все здесь. — И опять умолкла.
Я с отвращением запил чаем пару бутербродов и взялся за телефон. В ту последнюю командировку мы выезжали полным составом, то есть ввосьмером. Трое погибли, один процветает. Вместе со мной, не считая его, остается четверо.
У Крикунова, назначенного командиром подразделения после моего увольнения, отношения с бойцами из прежнего состава — Жорой Шадурским, Костей Берташевичем и Женей Сироткиным — не сложились, ребята сочли, что во время внутреннего расследования он повел себя неправильно. В таких службах, как наша, действует неписаный, но строго соблюдаемый закон: результаты операции сначала обсуждаются внутри подразделения, а потом уже докладываются наверх. А потому принято не делать поспешных выводов о действиях командира, а если уж и делать, то ни с кем ими не делиться. Очень скоро Шадурский с Берташевичем оставили службу и заделались военными пенсионерами. Женя Сироткин необходимого срока не выслужил, а потому остался без пенсии.