Ожог

– Умеем собираться! – сиял, восхищался незримым Серебряниковым Табаков. – В этом наша сила! За то нас и начальство любит, что не выпадаем в осадок. Вот блюем, вот вопим, вот целуем, как ты утверждаешь, сгибы чьих-то ног, но вот надо же сегодня явиться в «Современник», ведь нельзя же сегодня не явиться, сегодня здесь ВСЕ, и мы являемся. Вот смотри. – Не снимая грима, он показал, как является друг Вадюша, с белыми выкаченными, но многозначительными глазами, прямой, как столб, с губами, кривящимися от борьбы за вертикальность. – Итак, мы входим с академиком Фокусовым, – он показал осанку пожилого спортсмена, напряженные повороты патрицианского лица, – и с мадам Алисой, – быстренькое отбрасывание волос, молниеносное подмигивание в левый угол и прямая ярчайшая улыбка в правый.

Все получилось очень похоже. Пантелей схватил Табакова за ватные груди.

– А чего этот подонок с Фокусовыми ходит?

– Пусти, хулиган, я не такая. – Табаков захихикал уже в своей женской постыднейшей роли, высвободился и мигом вошел в другую роль, заговорил глуховато, чуть грассируя, как знаменитый конструктор тягачей: – Простите, дружище, но мы с Серебряниковым за двадцать лет прошли немало: Вьетнам, Камбоджа, дороги Смоленщины… пардон, это уже из другой оперы… словом, много горячих точек планеты…

Громкий голос помрежа сказал из репродуктора:

– Олег Павлович, ваш выход!

– Все! Бегу! Пантелята, садись в кресло! Без меня не уходи! Цапля наша?

– Да не написана еще, – буркнул Пантелей и плюхнулся в директорское кресло.

Табаков сильно потер руки, весь искаженный своей «неподражаемой».

– Ох, Пантелята, покажу я им сейчас Мисс Советский Союз! Сенсация будет, Пантелята! Жалко, тут это дело с Серебром подвернулось. Мешает нам предатель родины, мешает! Сенсация на сенсацию – что получается, Пантелята? Ноль без палочки получается!

– Что за сенсация? Какой еще предатель? – удивился Пантелей.

Табаков сверкнул глазами в дьявольском юморище, вытащил из-под стола радио «Зенит-трансокеаник», грохнул его перед Пантелеем и жарко прошептал так, что мурашки поползли по всему театру:

– Пантелята, бибисуй!

После этого выкатился, крутя задом и подбрасывая груди, полностью уже перевоплотившись, полностью в образе.

В кабинете наступила тишина, лишь слабо верещал репродуктор трансляции из зала. Пантелей решил сидеть здесь до победного. После спектакля сюда ввалится толпа знаменитостей, будут пить виски, поздравлять Табакова и Волчек, выражать на глазах начальства «мнение прогрессивной общественности». Конечно, здесь будет и Алиса… Придет ли «блейзер»? Когда же они собираются сегодня встретиться? Неужели она сорвется сегодня ночью от мужа?

Стало быть, и Вадим здесь? Вот новость – они друзья с Фокусовым? Горячие точки планеты? В самом деле, они часто фотографируются вместе на всяких там съездах и сессиях. Неужели Вадим действительно собирается поставить Цаплю? Тогда не все еще потеряно! Цапля и Лисица, Лиса и Цапля, в юности она была польской болотной цаплей, а теперь стала хитрой и гладкой, золотой московской лисицей… Неужели не все еще потеряно?

Думая обо всем этом, Пантелей крутил ручку «Зенита» и докрутился наконец до Би-би-си. Там действительно оказалась сенсация – перебежал на Запад скульптор Игореха Серебро, знаменитый, веселый, скандальный, любимец Москвы. Мало того что перебежал, еще и снял штаны перед всем миром, и оказалось – не эллин, не бог, оказались под штанами замшелые ляжки старого стукача.

Времена и нравы приучили не особенно уже удивляться таким новостям, к тому же Пантелей никогда особой симпатии к Серебру не чувствовал, хотя и считались они корешами, сподвижниками, единомышленниками. Вот тот, второй скульптор, вспомнил Пантелей, друг этого подонка, Радик Хвастищев, этот действительно стоящий парень. Дурацкая жизнь – вечно пьешь, колобродишь с разными подонками, а с настоящими ребятами все не можешь сблизиться.

Пантелей нашел в справочнике на столе Табакова телефон Хвастищева и позвонил ему. Может быть, еще не знает Хвост новостей о своем задушевном бадди?

Так, конечно, и оказалось. Предупредив Хвастищева и повесив трубку, Пантелей только тогда вспомнил, что они должны были с ним сегодня встретиться на джазовом концерте Саблера. Вот тоже низость – писал ведь для ребят тексты по «Битве богов и гигантов», хотел прийти, познакомиться, поддержать, а вместо этого гоняюсь весь вечер за шлюхой. Ей-ей, мы не вольны в своих поступках, мы не личности, не боги и не гиганты, просто Москва прокручивает нас в своей мясорубке, как хочет.