И Борис Васин направился к столу председателя. В сравнении с присутствующими членами правления он выглядел маленьким, щуплым, — лысенький, прихрамывает, опираясь на самодельную деревянную тросточку, — но по мере приближения к столу его плечи перед моими глазами будто раздвинулись так, что заслонили собой председателя и секретаря, сидящих за столом. И члены правления как-то сразу сникли перед его взглядом, потеряли осанку, сжались, углубились в кресла. И он заговорил:
— Заседание идет по заранее разработанному сценарию. Тема — нравственные нормы. Здесь говорили о совести. Я знаю, все будут голосовать за предложенный проект. А что в этом проекте сказано? — Он развернул текст проекта, к которому было приколото до десятка разноцветных листов бумаги, и мне стало ясно, что Борис Васин пришел на это заседание не с голыми руками, как бы говоря: вы не верите слову живых свидетелей, вам нужны документальные подтверждения, бумажки, которые не умеют краснеть от потери совести, пожалуйста, — есть и документы. — Предлагается, — продолжал он, — исключить из состава правления и лишить земельного участка Антона Антонова; предлагается возбудить дело об исключении из Союза журналистов автора очерка «Ветераны трудятся»; предлагается привлечь к партийной ответственности Сергеева за личное знакомство с очеркистом и за добрый отзыв о содержании очерка. За что, какими мотивами продиктовано такое решение? Мотивы есть… Вот копия записки, которую вы разослали вместе с проектом членам правления. Большая записка. Кто дал на подпись эту бумагу генеральному директору — не буду высказывать догадки. Но в ней проглядываются коллективные мотивы ревности — почему всплыл на первый план, попал на щит славы за наш кооператив только один Антон Антонов… И пошло разбирательство его поступков за много лет. А у кого из присутствующих не было ошибок? Неужели мы все святые, вот только один грешник? «Моральное падение, тщеславие, стяжательство, потеря совести» — вот какими словами переполнена записка чем-то возмущенного генерального директора. Ни одного конкретного факта, кроме намека о каких-то неясностях с наградами. Суть этого намека раскрыл сейчас председатель собрания. На этом основании он уже считает Антона исключенным из рядов партии и предсказывает… предсказывает горький исход судьбы действительно заслуженного ветерана. Вот фотокопия с подлинного документа: наградной лист… «За форсирование Вислы и проявленный при этом героизм… Антон Антонов представлялся к присвоению звания Героя Советского Союза». На этом наградном листе подлинная подпись в ту пору генерала, ныне генерального директора. Почему он забыл об этом? Прошу сличить подписи в записке и в наградном листе. Пожалуйста…
— Мы не криминалисты. Это не наши функции, — глядя в пол, ответил за всех Авианов.
— Согласен, не наши. Но я прошу приложить фотокопию наградного листа к протоколу. Пусть сам генеральный директор посмотрит на свою подпись, которую он сделал шестнадцатого августа тысяча девятьсот сорок четвертого года… Теперь можно голосовать. Я — против…
Борис Васин направился к своему месту на скамейку рядом со мной и заслонил собой мой обзор. Я не увидел, кто и как голосовал, только услышал голос председателя:
— Кто за проект?.. Большинство. Воздержавшихся нет. Против — один… Третий вопрос: на повестке дня… есть предложение перенести на следующее заседание.
— Не надо, не переносите, — сказал я и, подойдя к столу, попросил вернуть мне заявление.
— Почему? — наигранно удивился Владимир Александров.
— Передумал… Обойдусь без земельного участка.
— Ты не терпишь критику… Но мы, как видишь, занимаемся здесь не только садами и огородами, но и воспитанием членов коллектива.
— Досадно видеть падение совести людей и вот такую игру в поддавки… Жаль, что в этот час здесь не было моего знакомого журналиста и я не умею рисовать.
— Кого рисовать?
— Натуры присутствующих.
Владимир Александров насупился:
— Карикатуры?!
— Нет, что-то посерьезнее. Карикатуры рисуют для смеха, а тут тема для горьких раздумий, — ответил я и собирался сказать еще какие-то слова, но, ощутив на плече чью-то руку, замолчал.
— Пошли, — сказал Борис Васин. — Пойдем, подышим воздухом. В этом полуподвале душновато.
Мы вышли.
У подъезда рядом с машиной Владимира Александрова скрипнул тормозами крытый грузовик. На первом этаже конторы распахнулись окна и оттуда стали выползать ящики с яблоками и помидорами. Члены правления вышли за нами, вроде собрались о чем-то поговорить, но, увидя крытый грузовик, поспешили разойтись в разные стороны. Их как ветром сдуло с площадки перед конторой. Вероятно, они решили не присутствовать при отгрузке «неделимого» фонда, а всего лишь понаблюдать за этим с разных точек, где-то пряча себя.
— Пошли, пошли на автобусную остановку, — поторопил меня Борис Васин.