Ожоги сердца (сборник)

Вслед за корпусом вспомогательных цехов входили в строй литейный, прессовый, механосборочный. Начался монтаж первой линии главного конвейера. Жизнь в цехах преображалась, как в сказке: лег спать в завалах ветролома — проснулся в мире оживающих механизмов… Только здесь благоденствовали не духи добрых ночных волшебников, а сотни, тысячи монтажников, наладчиков, слесарей, техников, механиков, инженеров. Они работали днем и ночью, круглосуточно, находили общий язык и с молчаливыми громадинами чугунных станин, и с прихотливыми подвесками к ним из звонких металлов, распутывали паутину силовых и слаботочных схем электропроводки, подключали их к контактам, а затем легкое нажатие пальца на кнопку пульта управления — и все начинало дышать, двигаться, вращаться.

На улицах осень, а под крышами корпусов на пусковых объектах светло, со всех сторон веет теплом. Пожить бы тут, забыв про осень, поблаженствовать тем, кто создавал такие условия, да где там, не положено. Строителей и монтажников вытесняют литейщики, штамповщики, сборщики автомобилей. Как будут зарождаться автомобили, как они будут обрастать деталями, приобретая свою ажурную форму, наконец, сходить с конвейера и мчаться на обкаточный трек — многим строителям не суждено увидеть. Для них уже маячат зеленые светофоры на пути к новым строительным площадкам.

Такая перспектива не радовала ни Рустама Абсолямова, ни Витю Кубанца, ни Володю Волкорезова, не говоря уже о Василии Ярцеве, у которого после аварии в Переволоках осложнилось дело так, что он, оставшись без водительских прав, не мог и думать об уходе из автоколонны. Кто возьмет аварийщика? Надо ждать окончательных выводов автоинспекции. Когда это произойдет, никто сказать не мог. Экспертиза по каким-то причинам затянулась. Убытки за ремонт и двухсуточный простой самосвала возмещены, однако из управления строительства дана установка «с решением вопроса о Ярцеве не спешить»…

Не спешить… Но ведь кадровики автозавода уже начинают комплектовку экипажей. Друзья Ярцева приехали сюда не только строить завод. У них мечта — работать в одном из цехов. Ради этого инженеры и техники с дипломами по году и больше работали опалубщиками, такелажниками. Пойти втроем, без Ярцева, — предательство, и кадровики предпочитают брать сработанные четверки, шестерки, восьмерки — экипажи! О подключении к четверке вместо Ярцева вихлястого Мартына Огородникова не может быть и речи. Подведет экипаж очередным фокусом, которых у него неистощимый запас. Трудно понять, на что он способен: то совершенно наивный ребенок, то на редкость ловкий хитрец себе на уме.

Ярцев чувствовал, чем озабочены его друзья, посоветовал:

— Присмотритесь к Афоне Яманову… Хоть некомплектный в нашей комнате получился экипаж, но выход можно найти.

В тот вечер Афоня Яманов где-то задержался. Его ждали два парня из соседней квартиры, а также Рустам и Витя. Они учились в одиннадцатом классе вечерней школы, и для них Афоня был сущим кладом — в любой момент мог дать консультацию по истории и по литературе. Возьмет программу и начнет рассказывать — заслушаешься. Афоня тратил на это два вечера каждую неделю.

Но вот сегодня он будто бы забыл о своих обязанностях, не пришел к назначенному часу. Опаздывал и на коллективный ужин, чтобы отметить полугодие посвящения в рабочий класс.

Непривычное опоздание такого пунктуального человека встревожило всех. Сначала поглядывали в окна, затем, не сговариваясь, вышли на улицу: решили пройти по соседним подъездам — не забрел ли Афоня к кому? Звонили на строительную площадку — и там его не было. Оставалось заявить в милицию…

Ужин давно остыл, когда осторожно скрипнула дверь. На пороге стоял Афоня в рабочей куртке, на ногах — рваные галоши.

— Где сапоги?

— Сапоги? — Афоня поморщился. — С сапогами, братцы, беда стряслась, в бетоне остались.

— Ну и ну… — сказал Володя Волкорезов, окинув взглядом товарищей.

А Афоня продолжал:

— Пришло в одночасье три самосвала, вроде в супряжке, и бух мне на бахилы свой груз. Тычу вибратором в воздух: куда вы, варнаки, валите?! — и чую, как за голенищами бетон твердость набирает. Кумекаю, костыли мои, значится, в бетоне упокой обретают. Жалко сапоги, однако ноги нужнее. И давай выдергивать их. Дерг да дерг, дерг да дерг… Три часа дергал. Наконец приноровился, выдернул — и домой. По дороге чьи-то галоши догнал. Вот они и донесли меня к вам, хоть с опозданием, но, как видите, без ущерба и проколов…

— Загибаешь ты, Афоня, крепко загибаешь, — сказал, улыбаясь, Ярцев.

— Вот молодец, Василий Ярцев, разгадал мой ребус, но не полностью. А я приготовил его специально для тебя. Без прокола у тебя, Вася, дело обойдется!.. — Он достал из-за пазухи газеты. — Вот на, читай, на второй полосе. «Ротозейка на дороге». Ирина Николаева про твое мастерство пишет… Здорово пишет! В испытатели тебя прочит. Готовый, говорит, то бишь пишет, ас — испытатель за рулем самосвала.

Афоня вручил всем по экземпляру газеты. Запахло типографской краской. Кто-то заметил:

— Газета не сегодняшняя, а завтрашняя.

— Живу на день вперед, — ответил Афоня.