Ожоги

— Ну вот, и вы туда же! Думаете только о деньгах, а не о человеческих сердцах. Люди приходят ко мне чуть не каждый день и думают: я такой глупый старик, что продам им свое сердце и позволю растоптать его. Вот и вы тоже…

Он медленно качал головой, пораженный вероломством молодого поколения.

— Это был мой самый первый дом. Знаете, сколько времени я собирал на него деньги? Это было во время Великой депрессии. Да нет, вам не понять. Я годы работал на грузовике, откладывал буквально каждый цент, а когда мы с Фанни поженились, все пошло на «Копья Индианы». — Он закрыл глаза и, казалось, говорил сам с собой. Его хриплый голос стал таким тихим, что мне пришлось наклониться к нему. — Вы бы ее видели в те времена — прекрасная была гостиница! По утрам туда подавали воду, и даже кухни казались мне замечательными — я вырос в двух комнатах, восемь человек в двух комнатах, воду носили вручную. Когда владельцы обанкротились — в те дни это случалось чуть ни с каждым, — я наскреб денег и купил ее. — Он помолчал. — Потом началась война, город наводнили цветные, и мы с Фанни перебрались сюда. У нас уже и дети пошли, мы все равно не могли оставаться в гостинице: надо было растить детей. Но я так и не смог продать «Копья Индианы», сколько мне ни предлагали. Слава Богу, с этим теперь покончено.

Из уважения к его воспоминаниям я немного помолчала. Оглядела комнату. На низком столике рядом с моим креслом стояла фотография, явно сделанная в фотоателье, — торжественного вида молодой человек и девушка в свадебном наряде с застенчивой улыбкой на милом лице.

— Это мы с Фанни, — сказал Селигман, заметив мой взгляд. — Трудно поверить, правда?

Очень осторожно и ненастойчиво я задала несколько рутинных вопросов: кто на него работал, кто наследует его дело, кто мог бы выиграть от пожара, что ему известно о ночном стороже в «Копьях Индианы». Он отвечал довольно охотно, но ни о ком из наследников или подчиненных не сказал худого слова.

— Вы знаете, мне и оставить-то им почти нечего. Когда начинаешь жизнь, думаешь, что закончишь ее богачом, а тут — семь старых гостиниц, и все. Может, кто-нибудь и мог бы Поджечь «Копья Индианы», если бы за это хорошо заплатили. Я-то не очень хорошо плачу своим людям, но вы взгляните на меня, вы посмотрите, как я живу. В конце концов, я же не Дональд Трамп. Плачу, сколько могу.

Я записала имена и адреса его детей, а список сотрудников — так он сказал — можно будет взять у Риты. Он проводил меня до двери и все повторял и повторял, как он платит налоги и ничего за это не получает. Но служащим-то своим он платил, неужто они могли ему так отплатить?

Спускаясь по ступеням крыльца, я слышала лязг запираемых засовов и задвижек.

Глава 19 НЕОЖИДАННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

Больше откладывать было нельзя. Я села за руль, расправила плечи и, невзирая на час пик, двинулась на юг, к клинике Майкла Риза — к Церлине Рамсей.

Она была в той же четырнадцатой палате, только одна койка на этот раз пустовала, а на других лежали незнакомые мне женщины.

Они едва взглянули на меня и отвернулись к экранам — шло «Колесо фортуны».

Увидев меня, Церлина резко отвернулась. Стоя в ногах ее постели, я колебалась: обидеться, повернуться и уйти было бы куда легче, чем разговаривать с ней сейчас о погибшей дочери. «Тот, кто не доводит дело до конца, никогда не выигрывает», — напомнила я себе и подошла поближе к кровати.

— Вы уже слышали о Сериз, миссис Рамсей?

Черные глаза смотрели на меня не мигая. Потом я уловила едва заметный кивок.

— Сегодня ночью меня вызвали в морг на опознание. Она выглядела такой молодой… Вы не представляете, как я вам сочувствую.

Видно было, как она борется с рыданиями.

— Что вы с ней сделали, вы и ваша тетушка? Почему она покончила с собой?

— Мне очень жаль, миссис Рамсей. Наверное, надо было попытаться разыскать ее тогда, в понедельник. Но я не знала, где искать. Сегодня утром я была у Элины, но если она что-то и знает, то хранит это при себе.

Я постояла около нее еще минут пять, но она не сказала ни слова, ее лицо так и не смягчилось.

В машине я долго растирала онемевшие мышцы и пыталась представить себе, где, в каком месте я могла бы сейчас найти душевный покой. Только не дома — не могу сейчас видеть ни Винни, ни мистера Контрераса. Но и за город ехать тоже не было сил. Лучше всего бы сейчас — какой-нибудь уютный закрытый клуб, типа того, в которые любил удаляться Питер Уимзи, с тихими услужливыми официантами, равно готовыми и оставить тебя в покое, и исполнить любой твой каприз.